Ямамото не двигался, не верил своим глазам; где-то в глубине души он до сих пор считал, что Сквало взрослый, рассудительный, непробиваемый мудак. (с)
Играем. Каждый участник пишет ориджинальный драббл, начинающийся на последнюю фразу предыдущего. Рейтинг, жанр, направленность любые. Luminele , Ваш ход.
Ямамото не двигался, не верил своим глазам; где-то в глубине души он до сих пор считал, что Сквало взрослый, рассудительный, непробиваемый мудак. (с)
Поговорим немного о фикрайтерстве и писательстве вцелом.
В одну прекрасную, не столь давнюю ночь, в процессе разговора о современной литературе, ориджиналах и печальных тенденциях книгоиздания я открыла собственные Черновики, в коих у меня хранятся наброски фиков. И впала в глубокий ступор. Вопросов было несколько: Как я умудрилась написать такую фигню? Где были мои глаза? Где были мои мозги? Почему провидение не взбесилось после такого надругательства над литературным языком и не заклинило мне клавиатуру к чертовой матери? Впрочем, на некоторые из этих вопросов я ответила сразу же. Сама себе. Мои глаза были в фандоме, погрязшем в холиварах и шипперских разборках, как в болоте. Мозги были примерно там же. А провидение решило преподать мне тяжелый урок, чтобы на всю жизнь запомнился. Суть урока заключалась с следующем: Никогда, ни при каких обстоятельствах, не писать то, чего не чувствуешь. Не писать ради аудитории. И уж тем более не писать ради себя. Писать нужно исключительно ради персонажей и мира, в котором они существуют.
В далекие-далекие времена, когда моя фендомная жизнь только начиналась, все обстояло иначе. На данный момент в ПЧ у меня есть несколько человек, которые еще помнят мой приход в Loveless-фандом. Да, все началось именно с него. Писать я тогда не умела от слова совсем. И до очень недавнего времени заглядывать в свои старые почеркушки мне было искренне страшно, ибо это не хотя бы относительно литературный текст, а нагромождение ненужных слов и описаний. Стандартная ошибка начинающих авторов. Что греха таить, не особо приятно признавать, что когда-то и ты страдал жуткими косяками. Что способность грамотно формулировать собственные мысли и передавать образы - результат наработки. Набивания руки, если угодно. Ни разу не данное с выши умение, а дело практики. А последние недели полторы дело осбстоит иначе. И смотрю я на свои старые тексты, да, именно тексты совсем другими глазами. Не взглядом "госпади-убери-этот-позор-с-глаз-моих-долой", а взглядом "черт-возьми-славные-были-времена". В старых текстах есть душа. Да, стилистически они косые на все четыре лапы. Да, формулировки ужасны. Но. Когда я набирала их в ворде, - прекрасно помню эти моменты, - меня не волновало, что и как будет звучать и как оно выглядит с высоты профессионального литературно-птичьего полета. В те минуты я бегала вместе с Сеймеем под дождем, распутывала леску, которой связали Нисея, боялась быть пойманной посланными по души Beloved парами. Каждое описанное мгновение проживала в шкурах персонажей. И это было просто потрясающе. Дико, страшно, интересно. Когда первый раз публиковала первую главу на ЛЛ-сообществе, не боялась негативных отзывов. Никакой фидбек не был целью. Задача ставилась другая - показать читателям, что персонажи, которых фанон заклеймил злодеями и последними сволочами, тоже живые люди. Со своими мотивами, привязанностями, воспоминаниями, страхами. Что у них тоже есть цели, которые стоят больших жертв. И задача была достигнута. Даже несмотря на низкий уровень самого текста, кучу ошибок и ляпов. Сие есть самый яркий показатель. Потому что пока ты слышишь своих персонажей, ходишь с ним по одним улицам, чувствуешь все, что чувствуют они, ты - мастер. Пусть у тебя нет необходимых навыков, рука не набита, а текст сырой. Если содержание прочувствовано и написано от души, форма становится второстепенной. Но проходит время, перо затачивается острее, а восприятие, в противовес этому, притупляется. Ты уже не думаешь о том, что хочешь сказать, а сидишь перед пустым вордовским листом и упираешься в вопрос "Как это сказать?". Потому что тебя читают. Следом за числом читателей растет и устанавливаемая тобой планка. Их мнение приобретает вес, и здесь начинается самая главная западня. Потому что страшно разочаровать. Действительно страшно - признаю. Следом за этим страхом приходит так называемый нетворяк. Писать, как раньше, не получается, ибо нужно задумываться, как ты это делаешь. Как описываешь. Как формулируешь. Тяжелый этап, очень нервотрепательный: приходится выбирать между собственным косоватым языком изложения и красивым, но идущим не от души повествованием. Казалось бы, выбор очевиден - так диктуют нам общепринятые рамки. Мол пиши, что и как хочется. Но это теория. На практике очевидности там ноль. Одно дело писать для идеи и для себя, другое - на оценку окружающим, чье мнение для тебя важно. И, как правило, выбирается второй вариант. В итоге нетворяк из временного превращается в постоянный. С редкими просветлениями. Пока в один прекрасный момент не наступает осознание, что для персонажей и для идеи ты уже не пишешь. Грустно, но факт. Для меня момент понимания этой простой истины совпал с потерей интереса к персонажам Loveless. И приходом в Реборн-фандом. И началась новая песня. Увы, на старый мотив. Сначала все просто зашибись как хорошо. Рука набита, персонажей очень любишь и чувствуешь. И, главное, осознаешь, в чем именно заключается соль творчества. Достаточно шишек в предыдущем фандоме набил, чтобы понять. А потом появляется новая засада: шипперство. На первый взгляд очень безобидная штука. Ровно до той поры, пока оно не становится движущей силой фиконаписания. Когда это происходит, канон, как таковой, перестает существовать. Нет, ты все еще его помнишь, особенно факты, касающиеся любимых персонажей. Но мир канона вцелом воспринимать перестаешь - его место занимает ОТП. Ты упираешься в него рогом, отгораживаешь персонажей от остального мира. Они есть друг для друга, но с окружающей реальностью, - реальностью, благодаря которой они существуют в каноне, - товарищи взаимодействовать перестают. Все это перерастает в банальное недовольство собственным творчеством. И причину недовольства гораздо сложнее определить, чем в первом случае. Ведь ты же уже вроде как научился ставить персонажей на первый план. И ляпов стало значительно меньше, и вообще. И пишешь по ОТП. Все прекрасно. Но тогда какого черта результат не приносит удовлетворения? А на самом деле все тот же вкус, все тот же слон (с), только под другим соусом. Ты пишешь не для персонажей, а для ОТП. И, как и в прошлый раз, постепенно перестаешь смотреть на мир глазами героев. Эмоции заменяются повествованием от стороннего наблюдателя. "Гокудера сказал", "Гокудера сделал". Что и как чувствует Гокудера ты уже не воспринимаешь, а если и воспринимаешь, то очень отстраненно. И уж тем более не видишь, что вокруг персонажа огромный и динамичный мир канона, ради которого ты и пришел в фандом. И, внезапно!, начинаешь снова его видеть. Вот на этом моменте хочется пойти и побиться об стену. Ибо повторно наступил на уже пройденные грабли, и даже не заметил. Перо затупилось, навык порядком подрастерялся. Все начинать практически с нуля. Учиться передавать эмоции, обрисовывать воспоминания. Просто чувствовать вместе с персонажами. Так, как это должно быть, а не как тебе диктует пейринг и твое собственное отношение к героям. Поэтому недавний ангстовый драббл стал моим любимым. Я не хотела никого убивать. Была только фоновая мысль, что все может кончиться трагично. По изначальной задумке все оставались живы. Но не получилось, и это правильно. Если автор крутит персонажами, как хочет, он уже не автор, а кукловод. Хотя нет, кукловод - слишком тонкая и сложная профессия. Скорее ребенок, играющий картонными фигурками героев. Можно придумать исходную точку сюжета, но если он сам собой уходит в сторону, то препятствовать этому значит запортить работу начисто. По крайней мере в моем случае именно так. Посему будем учиться писать с нуля. Заново затачивать перо, совмещать годовые наработки и желание видеть описываемый мир именно глазами персонажа, жить в этом мире вместе с ним. Вот тогда, если очень постараться, может получиться что-то дельное.
Неприятный урок. Но самые лучшие лекарства, как правило, имеют отвратительный вкус. Чтобы запомнилось.
Ямамото не двигался, не верил своим глазам; где-то в глубине души он до сих пор считал, что Сквало взрослый, рассудительный, непробиваемый мудак. (с)
Автор: Фаолин Бета: Лидэн Фандом: Katekyo hitman Reborn! Персонажи: Гокудера/Ямамото, Ямамото/ожп От автора: автор не знает, что это такое.
Ненавижу.
У нее красивые, добрые глаза, полные любви ко всему миру. Гокудера почти всегда смотрит волком, готовым в любой момент вцепиться обидчику в глотку. Она улыбается так искренне, так заразительно, что и сам не заметишь, как отвечаешь ей тем же. Солнечная фея из забытой в детстве страны ярких и удивительных сказок. Хаято всегда мрачен: вечно изогнутые в кривой усмешке губы уже забыли, как это - улыбаться. Вспоминают только когда рядом Десятый, по старой привычке. На время. Она обнимает Ямамото за шею, что-то тихо говоря ему на ухо и ласково поглаживая по плечу. Гокудера грубо сгребает его за ворот рубашки и бьет очередным оскорблением. По лицу, со всего размаху. А Такеши терпит, покорно выслушивая. Лучше бы ударил. На нее смотрят с любовью. Все. Разве можно не любить такое очаровательное, ласковое существо? Никак нельзя. Она нравится Десятому, Киоко, Хару, даже Кейе, - Вонгола принимает ее. Хаято все больше влетает. Сначала от Рехея - за хамство в сторону Киоко. Потом - от Хибари, за подорванный стадион. Десятый недовольно хмурится, глядя на Хранителя Урагана. Ямамото молчит и терпеливо бинтует обожженную взрывом ладонь Гокудеры.
Улыбка у нее стала другой: влюбленность в мир сменилась глубоким, понятным только ей одной, счастьем. Движения тоже другие: уверенные и спокойные. Она сидит у Такеши на коленях, положив голову ему на плечо и прикрыв глаза. Под ее веками мир, полный светлых надежд на будущее. Гокудера лежит на диване, не прислушиваясь к разговору. Осознание произошедшего неподъемным грузом легло на веки, заставив их закрыться. Разумеется, переспали, как же иначе. Под веками у Хаято пылающий пепел. Не открывать глаза, иначе по щекам потечет. Она носит прекрасные платья: легкие, воздушные, словно сотканные из цветного ветра. Оживленно щебечет в кафе с подружками, пристроив у ног цветастый пакет с покупками. На пальце обручальное кольцо - тонкое, ни к чему не обязывающее обещание вечной любви и верности. Ей нет восемнадцати, ждать свадьбы еще долго. Но ей есть, чего ждать. Пальцы Хаято унизаны боевыми кольцами. В его одиночной квартире всегда прохладно и серо. Здесь есть свет, но нет солнца - оно ночует в объятиях своей невесты. На фортепиано наброшена простыня, отмеченная черными подпалинами. Хаято уже давно не трогает его.
Уничтожу.
Она ходит по дому, прижимая к уху телефон. У нее совсем нет чувства опасности - ей никто никогда не угрожал: не приставлял пистолета к виску, не залавливал в темных подворотнях. Ей никогда не отбивали ребра и не рассекали губы в кровь. Ее улыбку никогда не стирали ударом кулака. Гокудера - мастер своего дела. Настоящий мастер должен уметь обращаться с огнем, какую бы форму тот ни принимал. Настоящий мастер обязан предусмотреть все возможные варианты. Запереть окна, подпортить замок на двери. Вовремя перерезать телефонный провод. Она не понимает, что происходит. Не понимает, почему ее уютный дом превратился в пылающий ад. У нее слишком слабое тело - не хватает сил выбить дверь. Она слишком боится огня. Так боится, что забывает о том, что оконное стекло можно разбить. Маленькая птичка, бьющаяся в западне. Хаято вдыхает часть ада вместе с дымом. Ад горит демоническим глазом на кончике сигареты. Гокудере холодно и противно - погода в Японии всегда портится не вовремя. У Хранителя Урагана хороший слух - даже отсюда он слышит ее отчаянные крики. Она больше не кричит - каждый вдох заполняет легкие, не знавшие сигарет, едким дымом. Руки отчаянно упираются в дверь влажными от жары и накатывающего ужаса ладонями. Этими руками она прикасалась к Ямамото: зарывались пальцами ему в волосы, царапала спину, скользила по коже. Эти пальцы остынут навсегда после того, как раскалятся до предела. Гокудера бросает на асфальт недокуренную сигарету вместе со своими планами, идя открывать дверь. Некоторые замки ада можно отпереть.
Прощаю.
Она судорожно держится за него, жадно глотая воздух. Обвивает руками шею, как утопленник, цепляющийся за спасателя. Наивная, доверчивая, испуганная. Она получила шанс жить дальше, оставаться рядом с Такеши. Гокудера обнимает ее крепко, выжигая в памяти незабываемое зрелище: горящую клетку, из которой только что вызволил свою погибель. Держит ее в своих объятиях, успокаивающе поглаживая по спине. Все еще можно исправить. Всего одно движение, и дело сделано. Глаза у нее шальные, покрасневшие от слез. Вместе со слезами в них плещется благодарность. Ее спас друг Такеши. Зря, зря она думала о нем плохо. Он достоин быть рядом с человеком, которого она так любит. Хаято не чувствует ни разочарования, ни радости - все сгорело вместе с домом. Еще немного и останутся лишь угли. Нужно только подождать.
Отпускаю.
Ей все еще страшно. Так хочется, чтобы Такеши был рядом. Чтобы обнял ее, поцеловал, сказал, что все в порядке. Ему она поверит безоговорочно, каждому его слову. Поверят ее дрожащее тело, неприятно саднящие руки, заплаканные глаза. Гокудера предельно спокоен. Он же мастер. Каждый мастер должен просчитывать десятки ходов наперед. У Ямамото есть враги - даже у таких, как он, они бывают. Враги Ямамото - враги Вонголы, и это смертный приговор. И алиби для Хаято. Она срывается с места, как только Такеши заходит в комнату. В его объятиях так тепло, так надежно. Когда он обнимает ее, кажется, что никакого пожара не было. Ничего не было. Пока он рядом, с ней просто не может случиться ничего плохого. Пока они оба рядом - ее будущий муж и его лучший друг. Ненависть больше не грызет Гокудеру - развеялась вместе с дымом от пожара, исчезла с копотью, которую Ямамото осторожно стирает со щек своей будущей жены платком. Хаято больше не хочет, чтобы стакан воды, который он подает женщине Ямамото, был полон серной кислоты.
Ухожу.
Она больше не боится. Ей так спокойно и хорошо, что даже конец света сейчас не расстроит. Сердце Такеши бьется ровно, почти в унисон с ее. Она так любит лежать у него на груди, наслаждаясь каждой секундой. Любит, когда он целует ее обнаженные плечи и проводит пальцами по спине. Ей так повезло с любовником. С возлюбленным. Порой она даже не верит, что происходящее - реальность, но он постоянно убеждает ее в обратном. Ее любят, ее хотят, ее берегут и ласкают. Гокудере нравится пить виски из горла. Нравится чувствовать внутри жар. Несколько часов назад он ощущал его кожей, теперь можно насладиться всем телом. И ночные улицы Хаято тоже по нраву - родной, уютный бесконечный дом, неважно в какой стране. Осталось совсем немного, и можно будет вздохнуть спокойно. Собрать себя по кускам и жить дальше. Всего одна драка, несколько ударов, вправляющих расплывающееся сознание на место. Превратить бутылку в оружие, сверкающее бритвой сколотых краев - проще простого. А вот и они, его спасители. Такие же злые на жизнь, как он сам. Такие же пьяные и готовые испытать судьбу на прочность. Хаято с ними по одну сторону баррикад. Она слушает размеренное дыхание Такеши и наслаждается жизнью. Ее жизнь прекрасна. Никто не войдет в их мир на двоих, есть только она и он. Она немного беспокоится - раньше он не закрывал глаза, когда они занимались любовью. А сегодня зачем-то закрыл. Но Такеши обязательно расскажет ей об этом завтра, нужно только спросить. Между ними нет секретов. Он ее любит. Больше жизни любит. Хаято хочет проснуться. Если тронуть рану во сне - проснешься. Если вытащить вогнанный под ребра нож - откроешь глаза в собственной постели. Не будет обжигающей боли и расползающегося бордового пятна на рубашке. Вот сейчас Гокудера сядет и будет ждать, когда сон закончится. Будет ждать Ямамото. Он придет. Обязательно придет. Спасет, вылечит, перебинтует свою бездомную собаку, потреплет за ухом. Солнце никогда не опаздывает. Лишь бы дождаться.
Жду.
Ее мир превратился в карточный домик и рухнул. Она обвиняет Гокудеру Хаято. За то, что он умер. За слезы любимого человека, которые она никогда не хотела бы видеть. За его погасшие глаза и бесцветный голос. Она снова ненавидит лучшего друга Такеши. Гокудере нравится не-существовать. Нравится смотреть, как друзья приходят на его могилу - он им рад. Небытие - приятная штука. Одинокая, но приятная. Тоска по жизни только скребется в дверь, не в силах пробраться в его не бьющееся сердце, даже когда появляется Ямамото. Когда гладит надгробный камень с выгравированным на нем именем. Рассказывает о чем-то. Спрашивает. Просит. Плачет. Она боится. За себя. За Такеши. За их будущее. Он все так же заботлив и ласков. Улыбается почти так же, как раньше из-за прозрачной ледяной стены, растущей между ними с каждым днем. Она почти чувствует тонкую корку льда, сковывающую дыхание. Проигрывать - не в ее правилах. Все вернется. Тепла ее пальцев не хватает, чтобы растопить преграду, но если он захочет - все получится. Такеши достаточно протянуть руку, приложить к стенке ладонь, и лед рухнет раз и навсегда. Обручальное кольцо перестанет спадать с ее пальца. Хаято почти не замечает времени. Оно смазалось в череду бесконечных дней и ночей. Пропитанная наркозом небытия душа не ноет, не болит и не чувствует одиночества. Жизнь куда больнее не-жизни. Она теряет надежду с каждым днем. То, что казалось вечным, умирает на ее глазах, и она не в силах этому помешать. Жизнь так ее избаловала. Дала огромный аванс, а теперь забирает долг по частям, как хищник отрывает положенный ему кусок мяса. Она все еще любит Такеши, всеми силами пытаясь различить его сквозь ледяную стену. Иней на стене серебристо-серый, с бирюзовыми завитками. Она не помнит, где видела это сочетание. Не хочет помнить. Ее будущий муж прячет руки в карманы, не желая отдавать хранящееся в них тепло. Он любит эту стену. Гокудера день за днем смотрит на Ямамото. На его озябшие руки, не отрывающиеся от гранитной плиты. На тонкие пальцы, бережно обводящие имя на камне. Эти руки могли бы так же касаться Гокудеры. Но не касались: не согревали, не обнимали, не дарили тепло. Хаято не больно от этой мысли. Почти. Она смотрит в окно и радуется наступившему дню. В ее комнате идеальный порядок, стены чисты от фотографий. В ее жизни больше нет любимого человека. Она отвыкает от Такеши, как от вредной привычки. Выносит за рамки уравнения. Ей всего семнадцать лет, жизнь только начинается. Непогода ушла, выглянуло солнце. Она надевает изящные туфельки на тонком каблучке и идет по мокрому асфальту, ловко перепрыгивая через блестящие лужи. В ее жизни больше нет дождя. Гокудера так много забыл - от ненужного хлама в душе и памяти надо избавляться. В руках Ямамото пистолет с единственным патроном в обойме. Гокудеру это не пугает - страх вытек из него вместе с кровью, впитался в сырую землю два года назад. Небытие пришло за ним. Осталось сказать самое главное, и занавес опустится. Ямамото нежно целует свои пальцы и прикладывает их к надгробной плите. Нескольких секунд более чем достаточно, чтобы успеть. Хотя бы раз. Пистолет уже у виска, палец - на спусковом курке. Пора с этим заканчивать.
Ямамото не двигался, не верил своим глазам; где-то в глубине души он до сих пор считал, что Сквало взрослый, рассудительный, непробиваемый мудак. (с)
Название: Бескрайний луг Автор: Фаолин Бета: Лидэн Фендом: Katekyo hitman Reborn! Персонажи: Гокудера, Хибари Примечание: Написано на Hot Reborn! По заявке «Хибари | Гокудера. Бескрайний луг»
читать дальшеТрава приятно пружинит и щекочет усталые ступни. Гокудера смотрит вниз, на свои ноги, и никак не может понять, какого черта он разут и когда успел стащить носки. Последнее, что всплывает в памяти - грязный серый снег под ногами, свистящие рядом с ухом пули и крик Ямамото, утопающий в громе выстрелов. А дальше - темнота. И вот Хаято посреди какого-то поля увлеченно созерцает собственные ноги. Стоит поднять взгляд, как летнее солнце тут же начинает светить прямо в глаза, словно только и ждало, когда Ураган решит осмотреться. Бескрайний луг простирается до самого горизонта. Среди невысокой сочной травы пестреют яркие пятна цветов, над которыми то здесь то там порхают бабочки. Пахнет летом и - черт бы его побрал - родным поместьем. В какой-то миг Гокудере кажется, что стоит обернуться, и он обязательно увидит девочку лет одиннадцати, увлеченно собирающую букет. Бьянки будет так занята, что не заметит, как шляпка сползет на глаза, а на белоснежном, украшенном рюшками, подоле появятся следы от травы. Когда-то ей уже влетело за это от отца. Много лет назад. Боковым зрением Хаято замечает что-то белое и оборачивается, ожидая увидеть сестру, но ее нет. Зато есть Хибари Кейа. Надежды на ошибку никакой - этот траурно-черный школьный пиджак и предупреждающе-красную не-подходи-убьет повязку на локте невозможно не узнать. До Главы Дисциплинарного Комитета идти всего ничего, но Гокудере кажется, что пришлось прошагать больше километра. Трава щекочет ноги, то и дело взлетают бабочки, потревоженные появлением внезапного гостя. До Хибари остается всего несколько шагов, когда какая-то особо строптивая травина больно хлещет по ноге, заставляя посмотреть вниз.
Ничего серьезного...
Вот только почему на нем эти джинсы с потертыми коленями и подпалиной на правой штанине? Он же выбросил их лет восемь назад. Когда окончательно из них вырос. - Эй, Хибари... - в горле неприятно першит - то ли слишком много пыльцы летает в воздухе, то ли хочется пить. А может и то, и другое. Как и предполагалось, Кейя не снисходит до ответа, а так и стоит, глядя на горизонт. Вот же высокомерная зараза. - Ты что, оглох?! - Не шуми, - даже в такую жару от голоса Хранителя Облака веет новогодними холодами. - Какого хрена тут происходит? - Гокудера наконец-то подходит вплотную. Проклятая трава с кучей бабочек в ней. Проклятое солнце, обжигающее бледную кожу. Проклятый летний ветерок… - Как мы тут оказались? - Неважно. - Что значит "неважно"? Мы же были на базе. А теперь топчемся тут... - Топчешься ты, травоядное. Почему-то именно сейчас привычное сравнение с отрядом парно- и непарнокопытных приводит в бешенство. Наверно потому, что травы вокруг и правда навалом. Глупо, конечно, но все-таки. - Сам ты травоядное! - Камикорос, - привычно аргументирует реплику собеседника Кейа. Впрочем, интуиция подсказывает Гокудере, что Хибари говорит это по привычке и в ближайшее время Урагану не грозит подметать зеленый травяной коврик собственным носом. - Может все-таки ответишь? Гокудере не нравится, что приходится что-то выспрашивать у этого человека, который самого Гокудеру к обитателям человеческого мира даже не причисляет. Но нужно же разобраться в ситуации. И убраться подальше с этого поля... - Нет, - обрезает все попытки наладить вменяемый диалог Кейа, переводя взгляд в безоблачное, залитое по самый край солнцем небо. - Вот же... - нападать на Хибари бесполезно - это верный способ загреметь в больницу на ближайшие пару недель. Как ни противно, а подрывник должен признать - Кейя сильнее всех Хранителей, включая Гокудеру. Победить его может разве что Десятый. Джудайме... Хаято тихо выругивается на родном языке, от греха и контузий подальше, и опускается на гостеприимно-мягкую траву. В кои-то веке у него нет плана. Никакого, даже самого рискованного. - Хиберд любит семена дикого риса, - вдруг выдает Хранитель Облака, все еще любуясь небосводом. Гокудера на всякий случай трогает голову - на таком солнцепеке и солнечный удар недолго получить, а в такой компании и до слуховых галлюцинаций недалеко. - Чего? - Риса. - Да слышал я. Нафига ты мне это говоришь? - Не забывай его кормить, травоядное. - Сам корми свою птицу, Хибари! Вот сейчас снова прозвучит знакомое до зубной боли "камикорос", и уж на этот раз Гокудера все-таки вспашет носом землю. Ну что ж, все лучше, чем сидеть без дела на таком солнцепеке и слушать стрекотание кузнечиков, от которого уже голова раскалывается. Но нет, Кейя не двигается с места и мученической смертью не грозится. - Не могу. Тебе пора, травоядное. - Да чтоб тебя, Хибари! Ты разговаривать можешь по-человечески?! - Гокудера резко поднимается на ноги и встает напротив Хранителя облака. Вроде все как обычно: знакомое равнодушие на лице, ледяные глаза, форма Главы Дисциплинарного Комитета... Все правильно, Кейя таким и был. Когда-то. Кажется, что в голове что-то заклинивает, как в часовом механизме. Где-то заела шестеренка, и нужная мысль не приходит, хотя уже должна бы.
Да что же это такое?..
- Постарайтесь там не сдохнуть, травоядные. Не хочу видеть вас здесь раньше времени. Гокудера никогда не был аллергиком, но, наверно, есть на этом поле какой-то цветок, от которого першит в горле, а на глаза наворачиваются жгучие слезы. Пыльца этого растения пробралась в легкие и обжигает грудь изнутри, заставляя сердце так громко биться. Соленая влага уже течет по щекам, и Хаято судорожно стирает ее рукавом водолазки. Которую выбросил когда-то вместе со старыми джинсами.
Он не может плакать. Просто не может. Ведь плакать не над чем... Ведь не над чем... И не о ком...
Слез слишком много. Так много, что Гокудера не успевает их смаргивать. Темная фигура Хранителя Облака расплывается перед глазами, запах лекарств неприятно щекочет ноздри.
Какого черта луговые цветы пахнут больницей?..
Веки тяжелы. Еще никогда открывание глаз не было такой проблемой и не доставляло столько сложностей. Гокудера смотрит на установленные над его кроватью лампы, обводит медленным взглядом фигуры склонившихся над ним врачей, слышит собственное сердцебиение на приборе, который так часто показывают в американских фильмах. - Операция прошла успешно, - сообщает мужской голос - Хаято не может видеть говорящего, но, судя по всему, это главный хирург или как там эта должность называется. - О, вы очнулись, Гокудера-сама, - молоденькая медсестра склоняется над Хранителем Урагана, загораживая белесый свет ламп.- Не волнуйтесь, все в порядке. Вашей жизни ничего не угрожает. Все верно. Гокудера-сама. Правая рука Десятого босса Ванголы, Хранитель Кольца Урагана, Гокудера Хаято, двадцати шести лет от роду. Ему снова двадцать шесть, а не шестнадцать. Он в больнице при Штабе Ванголы, а не на поле под палящими солнечными лучами. Рядом - квалифицированные врачи со всей страны, лучшие из лучших, а не равнодушный Хранитель Облака. И плевать, что даже сильнейший наркоз не может заглушить тупой боли в простреленном боку. Гокудера обязательно поправится и, если будет подходящее настроение, даже расскажет высокомерному придурку Кейе, какую чушь тот нес во сне подрывника... О таком грех не рассказать…
Красная табличка над дверью операционной №4 сменяется успокаивающей зеленой. Операция прошла успешно. Красная табличка над соседней дверью, операционной №3, будет гореть еще несколько минут. В операционной №3 умирает Хибари Кейа.
Ямамото не двигался, не верил своим глазам; где-то в глубине души он до сих пор считал, что Сквало взрослый, рассудительный, непробиваемый мудак. (с)
Автор: Фаолин Фендом: Katekyo hitman Reborn! Персонажи: Тсуна, Хару, Ямамото, Гокудера Примечание: Написано на Hot Reborn! По заявке "Тсуна | Хару. Слушать нескончаемую болтовню, медленно теряя терпение. "Всё, хватит, надоело!". Разбить стакан о стену. NH"
- А потом они пошли в кино. Киоко мне рассказывала... - Хару болтает без умолку, словно просто не может остановиться. Тсуна старается не слушать, глядя в стакан с апельсиновым соком. Хочется зажать уши покрепче - лишь бы не слышать бесконечных рассказов о том, как весело Сасагава Киоко проводит время со своим новым парнем. - Кто-нибудь хочет добавки? - на повышенных тонах вопрошает Ямамото, стараясь отвлечь не замолкающую Хару от ее монолога, который никому, кроме нее самой, за этим столом не интересен. - Идиот, Джудайме еще первую порцию не доел! - Гокудера в своем репертуаре. Хоть что-то не меняется, - Десятый, Вам не нравится мороженое? Хотите мое? - Нет, Гокудера-кун, мне все нравится. Не беспокойся. На самом деле Тсунаеши все равно, какой именно сорт мороженого перед ним. Ему сейчас вообще на все плевать. Кроме Киоко, которой плевать на Тсуну. - Он подарил Киоко такой красивый амулет, с сердцем… - Хару-тян, - снова миротворец-Ямамото. Расплывается в дружелюбной улыбке и протягивает девушке раскрытое меню. - Выберешь для нас коктейли? - Хахи? Да, сейчас... - шуршат страницы, и над столом повисает благословенная тишина. Но не тут-то было. Хару не была бы собой, если б ее можно было вот так легко заткнуть. - Так вот, Киоко-тян сказала, что никогда не снимет этот кулон и будет носить его всю жизнь... - Хару, - тихо обращается к подруге Тсуна, и та вопросительно примолкает. - Давай сменим тему, ладно? - А почему? Тсу-кун разве не счастлив за Киоко? Хару казалось, что они с Киоко-тян друзья... - Хару-тян, давай я тебе помогу, - Ямамото подсаживается ближе и всеми силами старается вернуть внимание Хару к напиткам. Хранитель Дождя всегда лучше всех чувствует приближение бури. - Но Хару не поняла... Тсуне так хочется, чтобы все они испарились. Просто исчезли раз и навсегда - и Гокудера, углубившийся в изучение содержимого меню, и Хару, и Ямамото с его всепоминающей улыбкой. На самом деле Такеши бесит Тсуну чуть меньше Хару. Тем, что слишком хорошо видит ситуацию и пытается разрулить ее проверенным способом. Можно подумать он понимает, что чувствуешь, когда тебе рассказывают, как прекрасно девушка твоей мечты проводит время с другим парнем. У Ямамото вообще проблем с девушками никогда не случалось, и это злит. Почему именно Тсуна? Почему именно на него постоянно, как из рога изобилия, сыплются неприятности? Почему никто не хочет понять его проблем? Действительно проблем, а не той мелочи, которая беспокоит остальных Хранителей. Тот же Гокудера, у которого что-то там не заладилось с отработкой новой техники боя. Или Ямамото, впадающий в уныние из-за проигранного матча. Про Хару вообще говорить нечего - вот кто проблем в жизни не знает по определению. - Хару не закончила рассказывать! - даже содержимое меню неспособно отвлечь ее от рассказа. - Знаете, они собираются провести зимние каникулы вместе. А потом... - Всё, хватит, надоело! - не выдерживает Тсуна. Стакан с минералкой словно специально лезет под руку, и Савада запускает им в стену, разбивая вдребезги. - Я больше не хочу это слышать, поняла?! Гокудера замирает с недонесенным до рта мороженым, а Ямамото уставляется на Тсуну так, будто тот только что с луны свалился. - Хахи?.. - Хару испуганно смотрит на поблескивающие осколки и расползающуюся под ними лужу. Даже со своего места Тсуна видит, как карие глаза наполняются слезами. - Хару не хотела. Мне... пора идти! - подхватывает сумку, обиженно звякнув прикрепленными к ней брелками, и вылетает из кафетерия так, будто за ней черт гонится. - Тсуна... - осуждающий взгляд Ямамото только добавляет масла в огонь. - На что уставился? Хочешь за ней пойти? Краем глаза Тсуна замечает, как меняется лицо Гокудеры, словно Савада только что на Хранителя Урагана рявкнул, а не на Такеши. - Джудаймэ, разрешите... пойти покурить! Здесь запрещено! - выпаливает Гокудера и выскакивает из-за стола прежде, чем получает разрешение, на ходу накидывая джинсовку. Тсуна только смотрит вслед скрывшемуся за дверью Урагану. Взгляд бесцельно скользит по помещению и автоматически цепляется за табличку с надписью "Курение разрешено". - Он ее догонит, не волнуйся, - Ямамото натянуто улыбается, и Тсуне вдруг становится не по себе - в глазах Такеши нет и намека на улыбку. - Мне домой нужно, я отцу помочь обещал, - на стол опускается несколько купюр - плата за мороженое и сок. Ямамото уходит тихо, придерживая дверь, чтобы не хлопала. Тсуна складывает руки на столе и утыкается в них лбом. Череда безвозвратных потерь продолжается.
Ямамото не двигался, не верил своим глазам; где-то в глубине души он до сих пор считал, что Сквало взрослый, рассудительный, непробиваемый мудак. (с)
Автор: Фаолин Фендом: Katekyo hitman Reborn! Пейринг: Dark!Гокудера / Ямамото Рейтинг: R Примечание: Написано на Cold Reborn! По заявке "Dark!Гокудера | Ямамото. «Я не дам такому, как ты, себя трахнуть». R!" От автора: Ура! Заказчик найден!
- Я не дам такому, как ты, себя трахнуть, - довольно ухмыляется Гокудера, все еще приходя в себя после потрясающего оргазма. Кто бы мог подумать, что Ямамото окажется настоящим волшебником в постели… А с виду такой примерный мальчик, просто сама невинность. Правильно говорят про омут и обитающих там чертиков. Порой Гокудере начинает казаться, что в глазах Такеши прыгают не солнечные смешинки, а замаскированные под них дьяволята. Что и подтверждается сексуально-эксперементальным путем. читать дальше - Почему? – блаженно щурится Ямамото, обвивая сильными руками талию Урагана. Даже в полумраке видны темные пятна на шее Такеши, оставленные на память о бурной ночи. Интересно, как он собирается объяснять это отцу, если тот вдруг просечет, откуда взялась такая красота? Впрочем, это уже не его, Гокудеры, проблема – Ямамото прекрасно знал, с кем ложится в постель, так что взятки гладки. Да и как Хаято мог не пометить то, что по праву принадлежит ему? - Не заслужил. - Да ладно тебе. Я осторожненько… - целует розовый сосок, медленно и обстоятельно обводит его языком, словно художник, прорисовывающий контур. - Осторожненько тем более, - отрезает Хаято, запуская пятерню во взлохмаченные волосы Хранителя Дождя и заставляя Такеши покорно откинуть голову назад. Ямамото такой послушный, такой покладистый, такой открытый… Разве можно вот так доверять Гокудере, человеку, которому ничего, кроме секса, от тебя не требуется? Вообще, как можно настолько слепо верить людям? Где этого парня воспитывали? В тепличных условиях? Ну разве можно позволить себе лечь под такого? Это же просто себя надо не уважать. - А такой, как я, это какой? - Придурочный. - Брось, Гокудера. Я справлюсь, обещаю. Давай, - еще один поцелуй, на сей раз в солнечное сплетение. И взгляд этих чертовых щенячьих глаз, в которые Хаято так любит заглядывать. Судя по всему, кто-то свыше решил, что у Хранителя Урагана слишком легкая доля и в наказание наделил Ямамото такими добрыми глазищами и очаровательной улыбкой, на которую просто невозможно не купиться. - Ты что, не понял? Нет, значит нет. Найди себе девчонку, если так неймется. - Зачем мне девчонка? - Совсем тупой? Ноги перед тобой раздвигать, вот зачем, идиот. Любая в классе согласится, если ты не в курсе. - А мне любая не нужна. Вот же черт. Ну что за собачья преданность такая? Похвально, конечно, но не в этом случае. - Найди себе нелюбую, блин. У тебя их толпа. - Не нужна мне девчонка. Я тебя хочу. - А я тебя – нет. Скажи Гокудере нечто подобное, и смельчака пришлось бы реанимировать в ожоговом отделении. Безуспешно, разумеется. А Ямамото только едва заметно пожимает плечами и спускается ниже, выцеловывая на животе Хаято одному ему известный узор. Горячий язык щекочет чувствительную кожу, скользит во впадинку пупа, заставляя Гокудеру сменять гнев на милость. Чертов бейсбольный придурок слишком хорошо знает тело любовника, знает, как расслабить и довести до нетерпеливой дрожи. Даже успокаивать после кровопролитных драк научился, а это дело не из простых и тем более не из безопасных. Но у Ямамото, судя по всему, отсутствует чувство самосохранения, когда дело касается Гокудеры. Напрочь отсутствует. Хаято и сам не совсем понимает, почему не послал Ямамото после их первого раза. Ведь все просто: перепихнулись и разбежались полюбовно, оставшись друзьями и конкурентами по старой привычке. И зачем затащил Такеши в кладовую после урока физкультуры тоже так и не понял. И уж тем более неясно, какого черта не послал его на все четыре стороны после столь неумелого минета. Крутить роман с бейсбольным придурком в планы Хранителя Урагана никак не входило. Все, чего желал и добивался Гокудера, это место Правой Руки Десятого Вонголы и никаких обязательств, кроме необходимости подчиняться новоиспеченному трусоватому Боссу, который без Реборна и шагу ступить не может. Ну да черт с ним. И пожалуйста, бонус впридачу в лице вечноулыбающегося Такеши, ходящего за Хаято хвостиком. Вот уж свезло так свезло… - Ты меня не расслышал, придурок? - Расслышал, - опускается еще ниже, почти касаясь губами серебристых волос на лобке и поглаживая напрягшийся член Гокудеры сквозь прохладную ткань простыни. Зараза… - Тогда разговор окончен. Еще вопросы? – новая сигарета занимает свое законное место в губах, терпкий дым заполняет легкие. Минет и хорошие сигареты – прекрасное сочетание. Лучше разве что мороженое и медленный, чувственный секс в позе наездницы. Но это они с Ямамото опробуют чуть позже… - Есть один вопрос. Как ты хочешь? Его точно в теплице воспитывали и с самого детства внушали, что в мире нет нехороших людей и каждого можно очаровать непомерной добротой и терпением. Иначе у Гокудеры просто нет объяснения такой сверхъестественной покладистости. Нет, конечно, есть еще одно, под пафосным названием «любовь», но это все сказки, а в сказки Хаято не верит с восьми лет. Зато верит в заложенные природой инстинкты и химию тела. - Медленно, - после недолгих раздумий отвечает Гокудера, недвусмысленно подталкивая Ямамото вниз. - Хорошо, - Такеши одаривает любовника до зубного скрежета теплой улыбкой и тянет простыню. Гокудере уже не привыкать к ощущению полной обнаженности перед этим человеком, не привыкать к безумно возбуждающим прикосновениям горячего языка к члену и успокаивающим поглаживаниям. За последние пару месяцев Ямамото достиг совершенства; больше нет вопросительного взгляда «так нравится?», нет неумелых движений и смущенного румянца, разлитого по щекам. Гокудера порой даже скучает по неопытности партнера – развращать солнечного мальчика-одуванчика было на удивление приятно. - Да, вот так… - пальцы привычно перебирают взлохмаченные угольно-черные волосы, периодически соскальзывая на шею и лаская за ухом. Кто бы мог подумать, что у Ямамото там эрогенная зона: достаточно лишь правильно прикоснуться, чтобы заставить Такеши стонать в голос от удовольствия. А если поласкать это местечко языком… Ммм… Гокудере хочется выдать целый поток мата, когда Ямамото выпускает пульсирующую плоть изо рта, чтобы облизнуть губы. Хаято наблюдает, как язык быстро скользит по покрасневшим губам и скрывается, чтобы через секунду затанцевать по блестящей влажной головке. Нежно-нежно… Черт бы тебя побрал, Ямамото… Благодетель хренов… - Твою мать, иди сюда, - Гокудера понимает, что делает, только когда ощущает тяжесть чужого тела и чужие губы у себя на губах. Такеши громко выдыхает, словно и не дышал все это время, и послушно впускает язык Урагана себе в рот. Поцелуи Хаято – особое удовольствие для Хранителя Дождя. Создается впечатление, что солнечный мальчик даже от секса не получает столько радости, сколько от поцелуев… Необъяснимо, но факт. - Ну пожалуйста… Снова здорово. Сказано «нет» и точка, упрямый дурак. - Не обольщайся, - охлаждает пыл нетерпеливого любовника Гокудера, с неожиданной силой подминая Такеши под себя. – Я всегда буду сверху. Нет, все-таки этот парень – непростая штучка. Вроде и не требует ничего, лишь мягко предлагает и просит, прекрасно зная, что получит колкий отказ. Ямамото опасен по-своему: природной искренностью и уступчивостью. И не заметишь, а тебе уже раздвинут ноги и отымеют, как наивную девчонку в подъезде. И самое идиотское, что сам дашь на это согласие… Вот и сейчас Такеши невинно улыбается и приглашающе разводит колени, поглаживая Гокудеру по спине. Никаких возражений и недовольства, бери – не хочу. За что можно невзлюбить Ямамото? За детскую наивность, порой оказывающуюся куда продуктивнее пары динамитных шашек? За чертовы глаза, которые смотрят на тебя так, будто ты самый лучший человек на свете? За доверчивость, не позволяющую солгать ему в лицо? Или за то, что его хочется баловать, как девчонку, в которую умудрился втюриться с первого взгляда? Гокудера не может найти ответа. В любом случае, всегда есть контро-меры на случай, если Такеши подойдет ближе, чем требуется. Достаточно вспомнить унизительный удар, полученный во время боя с Гаммой, и все сразу становится на свои места. Хаято никогда не позволит себе чувствовать к бейсбольному придурку больше, чем сам пожелает. И не будет жмуриться от удовольствия, погружаясь в разгоряченное тело и слыша стоны удовольствия вперемешку с какими-то глупостями о том, какой Гокудера прекрасный. Ямамото может хоть поэмы об этом слагать, его право. Лишь бы не заставлял его, Гокудеру, в них верить.
Ямамото не двигался, не верил своим глазам; где-то в глубине души он до сих пор считал, что Сквало взрослый, рассудительный, непробиваемый мудак. (с)
Автор: Фаолин Фендом: Katekyo hitman Reborn! Пейринг: fem! P!Хаято | Ямамото. Примечание: Написано на Cold Reborn! По заявке "fem! P!Хаято | Ямамото. Сильный токсикоз. «Меня от тебя тошнит»»" От автора: 1. Всем спокойно! Писалось в качестве эксперимента! 2. Разыскивается заказчик! =)
- Меня от тебя тошнит, - говорит Гокудера и смотрит тем самым взглядом "Я страдаю", от которого Ямамото хочется лезть на стену и в бессилии выть дурным голосом. Лучше бы она кричала, возмущалась, плакала потому, что он как-то "не так" посмотрел на нее - в этих случаях хотя бы понятно, что делать. Можно легко стерпеть крики, скандалы и разбитую вдребезги посуду; можно успокоить Хаято, прижав ее к себе и просто говоря ей правду. А правда для Хранителя Дождя одна, неизменная и простая: он любит свою девушку больше всего на свете и с каждым днем, вопреки законам логики, умудряется влюбляться в нее все сильнее, хотя, казалось бы, сильнее уже просто некуда. А когда она глядит на него по-настоящему измученно и беззащитно, охота провалиться сквозь землю, лишь бы ей стало хоть чуток полегче. читать дальше- Мне выйти? - вот так. Взять ее за руку, осторожно сжать тонкие изящные пальчики, просто созданные для игры на фортепиано и прикосновений к волосам Хранителя Дождя - осторожных и зачастую почти неощутимых: порой Хаято по каким-то необъяснимым причинам, вопреки своему не по-женски сильному характеру, становится очень нерешительной в проявлении нежности и любви. Ямамото считает это очаровательным - он, как никто другой, умеет читать ее прикосновения. Касается запястья, готовая в любой момент убрать руку - просит обнять и прижать к себе покрепче; собственнически обвивает рукой талию - желает, чтобы он был к ней как можно ближе и поцеловал; медленно проводит ладонью по спине, вдоль позвоночника, лаская сквозь рубашку, - хочет заняться сексом, которого в последнее время стало совсем мало в их жизни. - Без понятия. Мне просто хреново. - Хочешь чего-нибудь? Не хочет, по глазам видно. - Сдохнуть, - тень улыбки призраком мелькает на губах и исчезает. Ямамото всегда мог понять, когда Хаято говорит искренне, а когда - для красного словца, и сейчас она почти-серьезна. - И поскорее. - Ну зачем ты так? Это скоро пройдет. Ты же помнишь, что сказал Шамал. Глаза у нее усталые и покрасневшие - сказывается бессонница, а снотворное Гокудера отказывается принимать просто наотрез. Даже беременность не может смягчить твердость ее решений, что уж говорить о посылах на просьбы Ямамото выпить хотя бы настой из трав? - Ему, блядь, легко прогнозы делать! Не ему же рожать! - Из него бы вышел неплохой отец... - раньше умерить ее пыл было проще. Зато теперь длинные тирады похожи на сход каменной лавины - пока не выскажет все, что думает об обсуждаемой персоне, не пройдется по его родственникам и не пожелает всей этой раздражающей толпе провалиться к чертовой матери, не успокоится. - Из него? Отец?! Совсем рехнулся, что ли? Да ему до отца, как мне до Девы Марии. - То есть не так уж и далеко, - Ямамото никогда не прятал искренней улыбки, и сейчас она сама собой расцветает на губах, в острый контраст к скептически скривленным губам Хаято. Такеши прекрасно помнит, как трогательно смотрится Гокудера, тайком изучающая журналы по оформлению детских комнат или рассматривающая детские кроватки в магазине, думая, что ее никто не видит. Никакая Мария с ней не сравнится. А уж как очаровательно краснеет и ругается непобедимая Правая Рука Десятого Вонголы, когда Такеши подходит к ней со спины и, осторожно прижимая к себе, предлагает прямо сейчас обставить детскую... Хаято все такая же, ничего не изменилось за пролетевшие десять лет: все так же шипит разъяренной кошкой, так же непокорно смотрит и обжигает гневным взглядом. И все так же послушно затихает, когда Ямамото целует ее прямо в магазине. - Нашел, блин, святую... - высвобождает руку и по привычке тянется к карману брюк, за сигаретой. И тут же сцепляет пальцы в замок - сама решила не курить сразу как узнала, что ждет ребенка. - Нашел, - искренне соглашается Ямамото. Нашел и сделает все, чтобы не потерять. Такеши даже представить страшно, что будет, если самостоятельной и упертой, как тысяча баранов, Гокудере вдруг придет в голову, что она и одна прекрасно воспитает их будущего ребенка. Прецеденты уже были, благо тот разговор закончился долгим чувственным сексом и как-то сам сошел на "нет". Но все же... - Нашел и никуда не отпущу. - Идиот ты. Куда я от тебя денусь. Из-за фигни дергаешься. - Правда? - Не совсем. В соседнюю комнату свалю, чтобы тебя не видеть, - тонкие руки ложатся Такеши на плечи, и Ямамото одаривают покровительственным поцелуем в лоб, означающим "Ты полный дурак, но я все равно тебя люблю. Очень сильно". Говорят, что с беременными женщинами тяжело. Что в этот период отношения проходят самую жестокую проверку, и очень велик шанс не выдержать и разбежаться. Глупости какие… Хаято просто святая. И, как святая, она достойна всего самого лучшего, что Ямамото сможет ей предложить. Начать хотя бы с букета, за которым он побежит, как только она уйдет в комнату, к любимым научным журналам. Только не розы - Гокудеру мутить начинает от их запаха. Лучше лилии. Да, букет белых лилий для его любимой и такой ветренно-хулиганистой Марии, которая носит под сердцем его ребенка.
Ямамото не двигался, не верил своим глазам; где-то в глубине души он до сих пор считал, что Сквало взрослый, рассудительный, непробиваемый мудак. (с)
Автор: Фаолин Фендом: Katekyo hitman Reborn! Персонаж:dark!TYL!Гокудера Примечание: Написано на Hot Reborn! По заявке "dark!TYL!Гокудера. Тсуна умирает и в измененном будущем. "Вонгола - моя. Одиннадцатого не будет".
Реборн может ошибаться. Это Гокудера понял как только Аркобалено Солнца утвердил его, взрывного и нетерпеливого подростка, на должность Хранителя Десятого Вонголы. Реборна можно уничтожить. Осознание сего факта пришло к Хранителю Урагана после путешествия в десятилетнее будущее. Непобедимого, бесстрашного и мудрейшего наставника сгубило какое-то дурацкое облучение. Вот тебе и самый лучший киллер на планете. читать дальшеРеборн допускает страшные промахи. В этом Хаято убедила неуверенность репетитора в причастности семьи Шимон к нападению на Ямамото. Реборн не имеет привычки вмешиваться до последнего момента. Заключительная деталь головоломки и одновременно спусковой крючок расставленной за годы ловушки. Простота предприятия превзошла самые смелые ожидания: три отвлекающих маневра, парочка проверенных парней и щепотка яда, изобретенного в лаборатории под чутким руководством Ирие Шоичи. Все, путь открыт. Кто бы мог подумать, что вся внутренняя сила Десятого поколения будет валяться бесчувственной крохотной тушкой посреди зала совещаний? Даже смешно. Столько стараний, прекрасной актерской игры и отрепетированного за долгие годы уважения ради мелкого гаденыша, возомнившего себя виртуозным кукловодом. Зато теперь труды окупились сторицей. А дальше - проще простого. Несколько капель яда в стакан вина, предложенного Тсуне на третью годовщину их с Киоко свадьбы, счастливая улыбка Джудайме в ответ и изящный тост за светлое будущее. Достаточно, чтобы спустя пару дней Савада Тсунаеши умер во сне от остановки сердца. По, разумеется, невыясненным причинам: умница-Шоичи не зря славится своим незаурядным интеллектом и способностью просчитывать события наперед. Хаято приметил его еще в будущем и взял на заметку. Кто как не трусливый, склонный к предательству, Ирие способен вступить в союз с таким, как Гокудера Хаято? Но ведь один раз предав, предашь и дважды. Разве не забавно - прочувствовать на себе действие собственноручно изобретенного яда? Нет ничего символичнее, черт возьми. Не находишь, Шоичи? Находишь, но теперь это уже не имеет никакого значения, ведь церемония погребения закончится через пару минут, и на крышки отполированных до зеркального блеска гробов начнут падать сырые комья земли. Приятных тебе сновидений, Десятый Босс Вонголы. Пусть тебе снятся радужные сны о справедливости, в которую ты так свято верил и так и не смог построить. О той гребаной справедливости, ведущей Вонголу, сильнейшую из мафиозных Семей, к неминуемому краху. Среди толпы одетых в черное людей слышится тихий шепот. Еще бы. Ведь похороны подходят к концу, и придет время решать вопрос наследования. Видел Гокудера этого «наследника», которого так любил Савада. Да и как не любить того, кто является твоей точной копией? Та же неуверенная улыбка, тот же страдальчески-снисходительный взгляд. И те же заранее совершенные ошибки, которые привели к проблемам с Мельфиоре. Нет, хватит с Семьи такого будущего. Хаято достает сигарету и закуривает, глядя на ожидающих решения Правой Руки людей. Уголок губ сам собой ползет вверх, и Хранитель Урагана опускает голову. Кому, как не ему, сейчас надлежит быть в трауре по горячо любимому Джудайме?
Вы ждете от меня решения, элита Вонголы? Еще бы, столько лет проработали под моим началом и так слепо привыкли подчиняться приказам. Что ж, вот вам приказ. Продолжайте служить тому, кто готов все отдать во благо Семьи. Тому, кому уже не первый год негласно принадлежит сильнейшая мафиозная организация, и не ждите момента, когда будет объявлено имя Наследника – он никогда не наступит. Вонгола - моя. Одиннадцатого не будет.
Ямамото не двигался, не верил своим глазам; где-то в глубине души он до сих пор считал, что Сквало взрослый, рассудительный, непробиваемый мудак. (с)
Автор: Фаолин Фендом: Katekyo hitman Reborn! Персонаж: dark!TYL!Гокудера Примечание: Написано на Hot Reborn! По заявке "dark!TYL!Гокудера. Тсуна умирает и в измененном будущем. "Вонгола - моя. Одиннадцатого не будет".
Вариант 2.
"Этого не может быть. Этого просто не может быть" - думает Гокудера Хаято, соляным столбом стоя на краю лесной опушки. Это дурной сон. Гребаный дурной сон, кои посещают Хранителя Урагана почти каждую ночь. Савады Тсунаеши больше нет - Гокудера сам видел холодный труп Босса, сам оплакивал его на похоронах, сам бросал белую розу в свежевырытую могилу. "Я сейчас проснусь", - убеждает себя Хаято, на негнущихся ногах подходя к гробу Десятого Вонголы и глядя на удивленного мальчишку сверху вниз. - "Ты умер. Тебя больше нет". читать дальшеПятнадцатилетний Савада смотрит на своего бывшего подчиненного, как на восьмое чудо света. Судорожным взглядом пробегает по тонкой фигуре, отмечая идеальный узел галстука и серебряные кольца серег в левом ухе. Когда-то это уже было, Гокудера совершенно уверен. Во сне, или в параллельном мире или еще черт знает где, но точно было. Он так же стоял перед бывшим Боссом и не мог поверить своим глазам. Испытывал радость, испуг - вдруг с юным Тсуной что-то случится и он погибнет в охваченном войной мире, так и не вернувших в светлое прошлое, и благоговейный трепет перед тем, кому был по-собачьи верен. Но это там, по ту сторону зеркала. Тот Гокудера Хаято не знал ни о договоренности с Шоичи, ни о прекрасно разыгранном спектакле. Тот Хаято не видел слез Киоко, ее отчаянных глаз и дрожащих губ. Гокудере из той, ушедшей в прошлое реальности, не приходилось отбирать пистолет у Ямамото, с помощью которого бейсбольный придурок решил свести счеты с жизнью, узнав о смерти отца. Тому Хаято не требовалось закапывать трупы собственных товарищей среди ночного леса, потому что больше их хоронить было некому. - Гокудера- кун, - неуверенно зовет Тсуна, и Хранитель Урагана делает невольный шаг вперед, повинуясь. Где-то там, глубоко внутри, все еще живет преданность и благодарность за настоящую дружбу. Никуда она не делась. Но рядом с ней, бок о бок, обитает ненависть - черная и беспросветная; взращенная на крови близких людей и пропитанная звуком предсмертных криков. И ненависть оказывается сильнее. Все это уже было когда-то: и погруженный в тишину лес, и громкий хлопок, возвестивший о возвращении Десятого Вонголы, и скрип крышки гроба. И мягкая трава под коленями, и дрожащие пальцы, сжимающие плечи Тсуны. И мысли, так не похожие на те, что роятся в голове сейчас. Прошлое создано, чтобы не повторять ошибок. Это неоспоримый факт. Главное - успеть рассказать Десятому про Ирие Шоичи. Пустить по следу, оставленному взрослым Джудайме для своего юного воплощения. Пока время не истекло, и Хаято не оказался в стеклянном резервуаре, уступив место самому себе. Круг почти замкнулся. Почти. Ведь теперь Гокудера скажет чуть больше, чем следовало бы: чуть больше о Бьякуране и окружающих его людях. Чуть больше про идеологию главы Мельфиоре. Скажет не убивать Ирие, а найти его, прекрасно зная, к каким последствиям это приведет. Не тот поворот на Базе, чуть меньше уверенности в собственной правоте в душе Тсунаеши, и весь сюжет окажется переписанным заново. Гокудера знает, почему дает неверную информацию, пусть даже не может себе объяснить, почему именно эту, а не какую-то другую. Но одно ему известно наверняка - теперь виток истории выйдет на новый круг. Возможно, дело в том, что перед глазами промелькнуло слишком много смертей. Или в том, что Хаято помнит, как мало значат они все для Савады, раз он самолично уничтожил Кольца Вонголы - единственное, что могло их всех защитить. А, может быть, Хаято просто жаль потраченных усилий, благодаря которым Вонгола все еще существует. Ради чего все это было? Ради избалованного собственной силой мальчишки, который даже сдохнуть за друзей не смог по-человечески? А они бы за него умерли, все, до единого. Даже чертов Хибари голову бы сложил, защищая человека, предавшего их всех и прикрывшегося благими намерениями. Нет, достаточно. - Гокудера-кун, - робко спрашивает Тсуна, вцепляясь пальцами в бортик собственного гроба. - Что с тобой? Собачья преданность поднимает голову, пытаясь пробиться сквозь ледяную завесу холодного тактического расчета. И проигрывает, напарываясь на шипы воспоминаний о смертях тех, кто был бы жив, если бы Кольца остались невредимы. - Ничего, Джудайме. Не волнуйтесь. Мир вокруг подрагивает и меняется. Хаято чувствует это всем существом, ощущает в напряженном воздухе. Как в старом американском фильме, просмотренном очень давно. "Эффект бабочки" назывался или как-то так. Изменениями дышит каждый листок на деревьях, пропитан каждый звук. Все сильнее и сильнее... Кольцо рвется, чтобы соединиться в новую замысловатую фигуру. Чем бы она ни была, все лучше, чем предыдущая. Ради этого можно и потерпеть "карусель". Все заканчивается внезапно, словно и не было ничего: ни Тсуны, ни фотографии Шоичи в кармане, ни свежих цветов на дне гроба. Лилии уже засохли, а кости обветрились. Тонкокостный скелет подростка смотрит в голубое небо равнодушными глазницами. Гокудера отворачивается и закрывает крышку. Она задвигается легко, будто торопясь скрыть от глаз следы предательства во благо. В голове творится страшный кавардак, картинки воспоминаний скачут электрическими разрядами, царапая затылок. "Все закончилось хорошо" - понимает Хаято, когда перед глазами возникает воспоминание о последней битве. Бьякуран повержен, а вместе с ним убит и Савада Тсунаеши. Достаточная цена за спасение мира от великого зла, разве нет? И все благодаря сказанному Гокудерой каких-то две минуты назад... Время - такая занятная штука, черт побери. Взгляд упирается в римскую десятку, выгравированную на гробе. Хорошее число, финальное. "Вонгола - моя. Одиннадцатого не будет", - понимает Хаято, очерчивая кончиком пальца золоченую гравировку. За спиной слышатся шаги, хрустит ломаемая ветка. - Ты снова здесь? - интересуется Ямамото, привычно закидывая катану на плечо. Мечник Вонголы почти не изменился, разве что шрам на подбородке исчез. И в улыбке уже нет затаенных печальных ноток. Зато есть что-то другое, такое знакомое и... Стоп. С этим Гокудера разберется потом. Выстроит в своей памяти позже, когда будет подходящее время и место. Воспоминания послушно отступают, закрываясь, как дверь в темную спальню. Почему именно спальню? Еще раз стоп, с этим тоже позже. Хотя Гокудера и так знает ответ. - Ты-то что тут забыл? - Тебя искал. Там Энма собирает совещание, - Такеши как-то непривычно ухмыляется, вызывая в сознании Хранителя Урагана целый сноп воспоминаний. Энма. Живой, здоровый. Все еще глава Семьи Шимон и самый верный союзник Вонголы. Потому что... потому что И-Пин никогда не жила в доме Хаято и не открывала проклятое окно. Не было страшных сражений, никто из Шимон не остался коротать дни в Вендиче. Никто не умер. - Скоро приду, - Гокудера легко поднимается на ноги и отряхивает колени - не пристало принимать гостей в черт знает каком виде. - Ну смотри, Одиннадцатый, - ухмылка Ямамото становится еще шире, и Хаято не знает, чего ему хочется больше - вмазать по этой самоуверенной физиономии или... - Да смотрю я, блин, смотрю.
Одиннадцатый. Что ж, не всем прогнозам суждено сбываться. Но это совсем не огорчает.
Ямамото не двигался, не верил своим глазам; где-то в глубине души он до сих пор считал, что Сквало взрослый, рассудительный, непробиваемый мудак. (с)
ак говорится, медленно, но верно. Буду постить по одному драбблу в 1-2 дня. Первый драббл дляTarry_
Правильно говорят: важные вещи происходят именно тогда, когда их совсем не ждешь. Вот и в этот раз случилось именно так. В самый обычный учебный день, во время самого обычного урока математики дверь класса отворилась, пропуская нового ученика. Следовало бы сразу обратить чуть больше внимания на новенького. Присмотреться как следует, хорошенько изучить точеное лицо и прислушаться к хрипловатому, прокуренному голосу, а лучше – пригласить сесть за соседнюю парту… В любом случае не сидеть истуканом с кислой миной, ожидая конца занятий. Но что толку страдать, когда шанс упущен? Рассмотреть Гокудеру Хаято, - кажется, так зовут этого парня, - получается только когда звучит звонок на перемену. Ямамото окидывает взглядом хрупкую фигуру, заостряя внимание на светлых волосах, притягивающих взгляд. Хочется подойти и потрогать – какие они на ощупь. На вид: упрямые и жесткие, но кто их знает. С людьми ведь тоже так – зачастую они оказываются не такими, какими кажутся на первый взгляд. Да и как можно не смотреть – такого цвета Такеши еще никогда не видел. Интересно, натуральный или нет? Словно услышав его мысли, новенький поворачивается и одаривает Ямамото вопросительным взглядом. Такеши не находит ничего лучше, чем ответить фирменной улыбкой «Я отличный парень, давай дружить», тут же понимая, что совершил ошибку – светлые брови сходятся над переносицей, рука скользит к карману брюк, будто Гокудера хочет что-то достать. - На что уставился? – в три шага преодолевает разделяющее их расстояние и нависает над озадаченным Такеши. Нужно что-то ответить, причем быстро и не раздумывая, но в голове крутится только одна мысль: «Ух ты какой!». Да и что еще можно думать, глядя в бирюзовые глазищи, точно такие же, как у породистой соседской кошки, к которой даже руку страшно протянуть – сходу когтями вцепится. - Ни на что. Познакомиться хотел, - Ямамото поднимается на ноги, и Гокудера невольно запрокидывает голову – новый одноклассник значительно выше Хаято. И Гокудере это явно не по нраву. - Нафига? – снова тянется к карману и запихивает туда руку. - А что там? - Чего? - В кармане. - Не твое дело. Познакомился? - Еще нет. Ямамото Такеши. Рад знакомству. - Вы всегда так придурочно знакомитесь? – раздраженно фыркает, как кот, которого окунули в воду мордяхой, и достает из кармана пачку сигарет, нисколько не стесняясь преподавателя. - Почему придурочно? - Не по-человечески. - Да ладно тебе. А как знакомятся в… - откуда он там приехал? Учитель, кажется, говорил, но Ямамото прохлопал ушами. Вот же… - В Италии, - после паузы отвечает Гокудера, прикинув что-то в уме, – Вот так, - протягивает руку для обычного рукопожатия. Ямамото в очередной раз ощущает себя круглым идиотом – только конченый дурак может так пялиться на протянутую для приветствия ладонь. Но как на нее можно не любоваться? Запястье, обхваченное шипастым кожаным браслетом, тонкое, как у девушки; длинные пальцы унизаны серебряными кольцами. Такая ладонь могла бы быть у утонченной иностранки, приехавшей учиться в Японию по обмену. – Эй, уснул, что ли? - Нет – нет, не уснул. Что же это такое? Такими темпами Ямамото вообще идиотом считать начнут. И будут отчасти правы – настолько глупо Такеши не вел себя никогда. Кожа у Гокудеры нежная: никаких мозолей от биты, шероховатостей или царапин. Рукопожатие получается совсем некрепким - Ямамото не в состоянии сжать пальцы сильнее. В памяти всплывает давно забытый урок о традициях стран, и вопрос срывается с языка прежде, чем Такеши успевает этот самый язык прикусить. - А целоваться не будем? Пожалуй, за такое можно было б и схлопотать по голове, но Гокудера только недовольно сверкает глазами и отдергивает руку, как от огня. Ямамото уже совсем не уверен, в Италии ли в традицию входят приветственные поцелуи. Может, в другой стране? Если так, то любые попытки поладить с этим странным парнем бесполезны, после такого позорного фиаско… - С чужими так не здороваются, - бросает новенький, уходя к своей парте. Взгляд пробегает по классу и упирается в спины выходящих на перемену одноклассников. Савада Тсунаеши вжимает голову в плечи, будто у него меж лопаток прыгает точка лазерного прицела, и спешит скрыться в заполненном голосами коридоре. Первый раз в жизни Ямамото по-настоящему жалеет, что вместо преподавателя культурологии слушал пение птиц за окном. И еще – что в одну реку дважды не входят.
- Ни. За. Что, - Хаято ставит точку в уже не первом споре на заданную тему. - Моя дочь не будет размахивать катаной, как заправский мужик. Всё. - Шигуре Соуэн Рю - не размахивание катаной. Это искусство, - терпеливо повторяет Такеши, проявляя совсем несвойственное ему упрямство. - Этот стиль боя передается из поколения в поколение… - Между мужчинами, - Хранительница Урагана привычно вытирает руки о фартук. С точно такого же жеста она обычно начинает драку, только место передника занимают элегантные классические брюки, а так - один в один. - Но у нас дочь, если ты не в курсе. читать дальше- Ладно, Гокудера, не злись, - Такеши поднимается со стула и подходит к жене со спины, приобнимая за талию. - Это того не стоит, правда. Есть вещи, которые с годами не меняются. Прикосновение все так же остается лучшим способом сгладить конфликт, а Хаято - все той же взрывной итальянкой, хватающейся за динамит при первом удобном случае, а зачастую собственноручно эти случаи создающей. И Ямамото это безумно нравится, просто до безобразия. Он и представить себе не может, что будет делать и как жить, если в один прекрасный день Гокудера наденет домашнее платье, накрасится по всем правилам дневного макияжа и примется хлопотать на кухне с утра пораньше, как делают идеальные японские жены. Нет, не нужна ему жена, о какой мечтает половина сослуживцев из японского штаба Вонголы. Что с такой делать? Никаких взрывов средь бела дня, подозрительных блюд на обед, экстренных отправок на миссии и подробных планов мероприятий, которые обычной женщине и в голову бы не пришли... да и мужчине тоже. - Я не злюсь. Просто перестань нести бред. Мне и одного мечника хватит выше крыши, - голос все еще сердитый, но Ямамото отчетливо слышит теплые нотки. За столько лет он так и не понял, как другие умудряются не отличать, когда Хаято действительно злится, а когда ворчит для проформы. Ведь все очевидно... - Кроме того, это опасно. - М?.. Что опасно? - Вот же. Так увлекся рассуждениями об идеальности собственной ненаглядной жены, что даже нить разговора посеял. Ладно, ничего страшного... - Твое Соуэн Рю опасно, блин. - Шигуре Соуэн Рю. - И оно тоже. - Почему? - от Хаято приятно пахнет дорогими духами, которыми она пользуется только перед важными совещаниями. Гокудера так и не привыкла носить одежду, подобающую "нормальным замужним женщинам" - джинсы и растянутая футболка навсегда завоевали ее сердце с ранних лет. И элегантные блузки и юбки тоже надевает только по просьбе Тсуны, на важные мероприятия и переговоры. Ох, сколько отборнейшего итальянского мата Такеши выслушал по этому поводу, кто бы знал. Особенно забористую нелитературную вязь вызвала необходимость надевания чулков. Впрочем, ругань Ямамото слушал вполуха - внимание само собой переместилось со звучного проклинающего монолога в сторону изобретателей этой "гребаной бабской шмотки" на длинные стройные ноги жены, обтянутые эластичной тканью чулков. На совещание они в тот день так и не попали, а спустя месяц растерянная и донельзя смущенная Хаято окрылила мужа новостью о своей беременности. - Потому что ближний бой. В любой момент зацепить могут. Нет, никаких мечей. Динамит надежнее. - И опаснее. - А лезвие что, не опасно? - Не опасно, если уметь с ним обращаться. - Значит для Кумико опасно - она не будет этому учиться. - Зато сама себя не подорвет. - Ты на что намекаешь, а?- Хаято резко разворачивается, мазнув по щеке Такеши растрепанными волосами. Дикая. Шальная. И безумно красивая. - У меня такого никогда не случалось и не случится, придурок. Я тебе что, дилетантка, что ли? Это ты у нас двоечник по химии. - Троечник. - Одна херня. - Хорошо, давай забудем об этом на время. Кумико еще расти и расти до боевых искусств. - Знаю я твое "на время". Сейчас закроем тему, а потом будет типа само собой. И не замечу, как ты ее в кимоно нарядишь и отправишь мечами махать. Нет уж. - Почему? Заметишь, - губы невольно расплываются в улыбке. Хаято совершенно права - знает Ямамото как облупленного, сходу подловила. Вот тебе и коварные планы... - Никогда не замечаю, - недовольно фыркает, попутно признавая собственную слабину. А заодно и власть мужа над собой - мягкую, окутывающую душу теплым одеялом, незаметную с первого, да и со второго, взгляда, но власть. - И ты это знаешь. Так что решаем сейчас. Никаких катан. - Мааам... Я есть хочу. Кумико опирается плечом на дверной косяк - явно подхватила эту манеру от Хаято. В правой руке у девочки плюшевый заяц, у которого не хватает одной лапы. Передней. А сегодня утром все еще были на месте... - Садись за стол, - голос Хаято сразу меняется, каждое слово будто до краев наполняется улыбкой. Все матери любят своих детей, но Гокудера - сильнее всех. Когда Кумико рядом, громкий резковатый голос Хранительницы Урагана напоминает уютное мурлыканье. Когда Хаято обнимает дочь, ловкие руки, на которых кровь не одной сотни людей, превращаются в ласковые кошачьи лапы, на которых никогда не будет острых когтей. - А о чем вы разговаривали? - Кумико старается забраться на стул, но не может - слишком высоко. Такеши подхватывает чадо на руки и усаживает, попутно поцеловав во вздернутый носик. Самое прекрасное чувство на свете - смотреть в сияющие глаза дочери, такие же золотисто-ореховые, как у него самого. Гладить девочку по мягким черным волосам, держать ее на руках... - Спасибо за помощь, - официальным тоном выдает Кумико, деловито сдвинув брови и укладывая зайца на стол, поближе к себе. - Чего? - Хаято высовывается из-за дверцы холодильника с видом человека, которому только что сказали, что Земля - параллелепипед. - Кохаку-сан говорит, что так нужно отвечать, когда тебе помогают. Папа мне помог. - Вот оно что... Папе такое говорить необязательно. - Почему? Кохаку-сан сказала, что это вежливо. И что если этого не говорить, то могут не помочь. - Нужно найти другой детский сад, - безапелляционно выдает Гокудера, доставая на свет божий пакет молока. - Чтобы учили нормально. - Кумико, послушай меня, - Такеши опускается на одно колено, чтобы быть вровень с ребенком, спиной чувствуя внимательный взгляд жены. - Я всегда тебе помогу, договорились? Кохаку-сан говорит правильно - с чужими людьми нужно быть вежливой... - …Если надо, - заканчивает наставление Хаято. - Поняла? - Ага. - Может, спросим ее? - на всякий случай интересуется Такеши, прекрасно зная, каким будет ответ. Но попытка - не пытка. - Не спросим, - Гокудера на секунду замирает, словно о чем-то вспомнив, и ставит тарелку с кукурузными хлопьями на стол. "Вот сейчас прозвучит нечто действительно важное", - сходу понимает Хранитель Дождя. - Знаешь, у меня есть идея. Сахар или мед? - Мед, - после недолгих раздумий выбирает Кумико, и Хаято пододвигает к ней цветастую тарелочку с медовым печеньем. - Что за идея? - колено начинает саднить, и приходится подняться на ноги. Ловкая рука обвивается вокруг талии, и Гокудера прижимается к мужу всем телом. Хаято грубая? Ничего подробного. Его Гокудера самая ласковая на свете, просто видеть это дано далеко не всем. Отец когда-то говорил, что настоящее счастье - любить свою жену и обожать своего ребенка. Счастье быть с ними рядом. Счастье, что они есть. Такеши тогда не особо понимал, что же в этом такого особенного. Нет, он, конечно, думал о том, что когда-нибудь семья у него появится, но все это казалось каким-то далеким, нереальным и не совсем понятным. Не понимал. Теперь понял. - Идея... Может, нам и не придется выбирать, чему она будет учиться. Не так уж важно на самом деле. А вот это что-то новенькое. - То есть ты не против катан? - Против, но я за компромисс. Давай она научится этому твоему Соуэн Рю, а второго в подрывники отправим. Пойдет? - проводит ладонью вдоль позвоночника, пуская по всему телу мурашки; останавливается на пояснице и гладит дальше, пониже спины. Если бы Кумико сейчас была в детском саду, Ямамото, не раздумывая, подхватил бы Хаято на руки и унес в спальню. А лучше - прямо на кухонном столе. Уже пробовали, проверено - выдержит. А так придется ждать ночи... - Отлично. Сегодня постараемся, - позволять себе слишком много при ребенке - негласное табу. Но... Хаято ведь не хотела больше детей, и никакие уговоры не помогали. А тут так... Такеши определенно родился под счастливой звездой. - Ты уже два месяца, как постарался, - Гокудера утыкается носом ему в плечо прежде, чем Ямамото осознает смысл сказанного. Только красное от смущения ухо выдает ее с головой. - Ой! А папа целует маму! - заливисто смеется Кумико, забыв о хлопьях и многострадальном зайце. - Блин... Не при... ребенке же... - неубедительно пытается вразумить бессовестно - счастливого мужа Хаято, выхватывая короткие перерывы между нетерпеливыми поцелуями. - Кохаку-сан сказала, что если родители целуются, значит так надо. И что они друг друга любят. - Любят, Кумико. Больше жизни любят, - соглашается с дочерью Такеши. Гокудера ничего не говорит, только крепче прижимается к мужу. Ей не обязательно говорить - Ямамото и так все прекрасно знает.
Ямамото не двигался, не верил своим глазам; где-то в глубине души он до сих пор считал, что Сквало взрослый, рассудительный, непробиваемый мудак. (с)
Автор: Фаолин Бета: Лидэн Фандом: Katekyo hitman Reborn! Персонажи: Гокудера|Ямамото Примечание: Написано на Hot Yaoi! По заявке "Гокудера | Ямамото. "А к Цуне ты в больницу с розами ходил..."". От автора: Разыскивается заказчик!
Гокудера ненавидит больницы - там запрещено курить. Ненавидит за постоянную тревогу, нагоняемую такими местами. Даже если ты здоров, стоит окунуться в атмосферу больничной стерильности и запах лекарств, обязательно подхватишь какую-нибудь заразу. Или неприятностей на свою голову схлопочешь.
- Здорово, - привычно бросает Хаято, закрывая дверь палаты. Выглядит он сейчас как святая Тереза, притащившая страдальцу корзину с целебными яблочками. Самому тошно, но что поделать - иначе Ямамото совсем загнется среди белых стен и приборов с непонятными графиками. А добьет Хранителя Дождя капельница, вкачивающая ему лошадиную дозу лекарств. - Привет, - Хаято встречают знакомой улыбкой. В последнее время Гокудера считает ее величайшим оскорблением своего интеллекта. Ямамото, кажется, полагает, что Правая Рука десятого конченый идиот и ничего не замечает.
читать дальшеЭто бесит до зуда в костяшках пальцев, но Гокудера притворяется, что верит этой улыбке. Верит тихому, надтреснутому смеху и глазам, в которых погасли озорные смешинки, стоило Ямамото услышать прогнозы врачей. Тошно, мерзко и страшно смотреть на такого Такеши - лицемерного ради друзей и отца. Порой хочется взять придурка за ворот больничной пижамы и встряхнуть хорошенько, а лучше - приложить об стенку. Может тогда из его пустой головы выветрится вся дурь... - Как настроение? А чем Гокудера лучше Ямамото с его враньем? Каждый день одни и те же вопросы, по правилам этикета. Спасительные, но лицемерные насквозь. Хаято никогда бы не опустился до этого, если б знал, что в самом деле нужно говорить в такие моменты. Поинтересоваться, не болит ли чего? Глупо: по Такеши прекрасно видно, что боль адская. Да и толку спрашивать, если помочь никак не можешь? Спросить, что новенького? Вообще бред. Рассказать, как прошел день? Когда-то Хаято вещал об этом спящему Ламбо, на чем был позорно подловлен Реборном. Гокудера рассказал бы, да что-то мешает: то ли внимательный взгляд Ямамото и его фальшивая улыбка, то ли инвалидное кресло, ждущее своего часа в углу палаты. С Ламбо было проще: он шел на поправку. Он мог выздороветь. С Ямамото - не так. Все говорят, что не так, даже Шамал, провались он пропадом. - Все хорошо. Медсестра сказала, что мне скоро можно будет выходить из палаты. Ямамото хочет сказать что-то еще, но запинается, словно подавившись собственными надеждами. Гокудере не нужно смотреть на Хранителя Дождя, чтобы понять: взгляд метнулся с коляске, скользнул на ноги, и улыбка растаяла, чтобы сразу же смениться новой, еще более ненатуральной. Такеши - бездарный актер. Как и Гокудера. - Только этой дуре Хару не говори, а то не отстанет. - Почему? - Задолбает воплями, вот почему. "Ямамото, пойдем на улицу! Хару хочет погреться на солнышке!". Тьфу! - Хаято на автомате достает из кармана перочинный нож и принимается чистить краснобокое яблоко. Такеши молчит, наблюдая за удлиняющейся лентой кожицы, и Хаято успокаивается. Самое лучшее сейчас - отвлечься. Есть нож, есть яблоко, которое надо почистить. Остального пусть не будет. Хотя бы на время. - Да ладно тебе. Ты к ней слишком суров. - Да я вообще мировое зло. С яблоком и ножиком. Разве не заметно? - Не зло. Просто судишь ее слишком строго. - Как есть, так и сужу. Что-то не нравится? Больничная койка на удивление жесткая и неудобная, но больше в палате присесть некуда. Простыни тихо шуршат, когда Гокудера опускается рядом с Ямамото. По сравнению с кристально-белыми простынями одежда Хранителя урагана кажется грязной, а он сам – лишним в этой комнате. - Эй... - несмелое прикосновение к локтю заставляет руку дрогнуть, и кожура падает на пол. Замечательно. Не хватало еще сто пятьдесят первого выговора за загрязнение территории больницы. - Что случилось? - Нихера не случилось, - автоматически огрызается Хаято, но Ямамото никогда не боялся подобных выпадов. По большому счету, единственный, кто никогда их не боялся. Такеши сжимает пальцы крепче, будто Гокудера вот-вот вскочит и умчится в неизвестном направлении. - Случилось. В чем дело?
В чем дело? Дело в идиотке Хару, которая не умеет держать слова. В тупой эгоистичной сучке Хару, с утра обещавшей проведать Хранителя Дождя, а потом со спокойной совестью умотавшей на какую-то косплейную вечеринку. Вот в чем дело, мать твою!
- Ни в чем. Держи. Не будешь нормально есть - в жизни отсюда не выберешься. Ямамото принимает очищенное яблоко свободной рукой, но отпускать Гокудеру не торопится. - Поругались? - Нет, - даже врать не приходится. Чтобы поругаться, нужны хорошие отношения, а их не было и не будет. – Не поругались. Никогда не мирились. - Тогда в чем дело? - Я же тебе яблоко почистил. Ешь давай. Ямамото послушно откусывает, продолжая сверлить Хаято вопросительным взглядом.
Ну почему он по жизни такой покладистый, а прекратить этот бессмысленный допрос не может? Знает же, что из Гокудеры раскаленными клещами ответа не вытянешь, если тот не желает рассказывать. - Спасибо. И все-таки… - Твою мать, я же сказал: все в порядке! Что непонятно? - А позже расскажешь? - Да куда я денусь? – ладно, черт с ним. Пусть сейчас отстанет, а потом, авось, забудет, что так и не добился ответа. - Договорились, - улыбается искренней, чем за весь последний месяц, и переключает внимание на яблоко.
В больнице время тянется долго, особенно когда не знаешь, что сказать.
«И все-таки не такой уж ты придурок», - думает Гокудера, когда Такеши сам предлагает тему для разговора, спрашивая о недавней игре. Хаято рассказывает, прекрасно понимая – он ходил на этот идиотский матч только чтобы в красках описать его сейчас; запомнил все так точно, что может рассказать, на какой минуте один из товарищей Такеши потерял бейсболку. Черт возьми, Гокудера даже начал разбираться в правилах этой мутатени… А Ямамото слушает, догрызая второе яблоко. То ли действительно по фруктам соскучился, то ли пытается спрятать грустно опущенные уголки губ. А может и то и другое одновременно, хрен разберешь. Гокудера понимает, что заговорился, когда Такеши отворачивается к окну и смотрит в затянутое свинцовыми тучами небо. Твою мать, косяк за косяком. - Эй, завязывай киснуть, придурок бейсбольный, - Хаято уже заносит руку, чтобы врезать Ямамото по плечу, но в последний момент останавливается – ослабленный операциями организм такой поддержки не оценит. - Что? Я совсем не кисну, не волнуйся. - Ага, ты это моей бабушке рассказывай. Слепых здесь нет. - Знаешь… А к Тсуне ты в больницу с розами ходил. - Чего? – Гокудера что, ослышался? - Когда Тсуна сломал ногу, помнишь? – ну вот, опять эта чертова улыбка. Да сколько можно? И при чем тут Джудайме? Оставшиеся мозги в чертовой больнице отлежал? – Ему ты приносил розы. - И? С чем я еще должен был прийти? Десятый из-за меня пострадал. - Да так, не бери в голову. Просто вспомнилось, - а вот эта улыбка даже хуже той, которой Такеши прикрывается весь месяц. Точно так же Ямамото улыбался, когда ему пришлось выбирать, чему посвятить жизнь: любимому спорту или владению катаной. Отчаянная, безнадежная маска – единственный способ защититься от окружающего мира и убедить всех, что ничего страшного не происходит. Твою мать, это всего лишь розы! Что за трагедия? - Вспомнилось ему…Ты бы еще детсадовские годы припомнил, - на автомате ворчит Хаято. Ну а как еще реагировать на такой бред? – Ладно, мне пора. Завтра заскочу после школы. - Хорошо. Передай остальным привет, ладно? – вот и она - прощальная улыбка. Стандартно-оптимистичная, последняя из набора. Когда Ямамото улыбается так, Гокудере кажется, что Такеши рад его уходу. Задевает. - Передам. А ты не дуйся по мелочам, понял? - Я не дуюсь. Правда. «Да вали уже отсюда» - практически написано у Ямамото на лбу. Большими разборчивыми буквами – и слепой разглядит. - Все, ушел, - сообщает Гокудера, выходя из палаты и стараясь не ускорять шага.
Вот тебе и благодарность за беспокойство. Практически за дверь выставили. Ну и хрен с ним, обидчивым таким. Пусть дуется, сколько влезет, если так больше нравится. И нашел же из-за чего обижаться! Ладно бы что серьезное, а то блин цветочков ему не принесли. Бред.
Гокудере кажется, что он вынырнул из болота, когда дверь больницы закрывается за его спиной. Злость улетучивается с каждым глотком свежего воздуха, и поведение бейсбольного придурка уже не кажется таким обидным и глупым. Все-таки Такеши имеет право на плохое настроение. Хаято вон провел в больнице всего час, а то и меньше, и испытывает чуть ли не щенячий восторг, выйдя оттуда. А ведь даже неизвестно, сколько Ямамото предстоит там проторчать. Благо хоть во дворе гулять разрешат.
«Да какое это «гулять»?» - скептически хмыкает внутренний голос, когда Хаято выруливает на мощеную дорожку, петляющую сквозь окружающий больницу небольшой парк. Те еще гуляния в инвалидном-то кресле и компании медсестры. Или шумной толпы друзей, рассказывающих, как хорошо и интересно за стенами больницы. Друзья попрощаются и разбегутся каждый по своим делам. Они не задумаются, что после их ухода Ямамото вернется в склеп, называемый больничной палатой. И даже когда выйдет оттуда… Нет, выйти в прямом смысле слова он уже никогда не сможет.
Хаято и сам не понимает, почему останавливается, уставившись на собственные ноги. Ноги как ноги, ничего особенного, но, черт возьми, какое счастье, что они у него есть. Страх подбирается со спины, царапает колючим дыханием шею, заставляя Хранителя Урагана зябко ежиться. А сколько раз он уже мог этих ног лишиться? Один бой с Гаммой чего стоил. Ведь сложись все чуть хуже - и коротать Гокудере остаток жизни в инвалидном кресле, точно так же глядя на небо сквозь окно, как сегодня смотрел Ямамото. Смог бы Гокудера жить, осознавая, что не в силах ничего изменить? Смог бы выбираться из комнаты, гулять с друзьями на свежем воздухе, а потом быть отвезенным на гребаной коляске обратно домой и смиренно ждать, когда они вернутся с очередной миссии с кипой ярких впечатлений? А Такеши все еще может: и гулять в парке, и слушать, как проходят матчи его бывшей команды, и видеть друзей, живущих полной жизнью. И не позволяет себе ненавидеть их за это. - Вот же блин. Ну где я ему эти розы возьму? Проще всего в цветочном магазинчике, расположенном в нескольких кварталах от школы. Ничего не стоит заскочить туда после уроков, прикупить букетик и отнести цветы бейсбольному придурку, чтобы прекращал хандрить. Идиотство, но вдруг сработает. «Нет, не сработает», - шепчет внутренний голос. Тот самый голос, который всегда подсказывает, когда атаковать во время боя, куда свернуть на развилке дорог и сколько времени нужно просидеть в засаде, пока опасность не минует. - «Либо сегодня, либо уже никогда». В принципе, можно было бы сбегать прямо сейчас, но это тоже не то. Совсем не то. Память услужливо подкидывает места, где можно отыскать дурацкие розы, и ни один из вариантов не подходит: до ближайшего цветочного ларька около получаса пути. И никаких вариантов, кроме этого. Разве что… Ноги сами несут вперед по дороге сквозь парк. Пара плавных поворотов, и Хранитель Урагана оказывается у цели – размашистого розового куста, радующего глаз пурпурными цветами. - Идиотизм выходит на новый уровень – злобно констатирует Хаято, воровато оглядываясь по сторонам и раздвигая колючий кустарник. Перочинный ножик приходится как нельзя кстати – не будь его, пришлось бы ломать ощетинившиеся острыми иглами черенки голыми руками. Резкая боль расползается по ладони, и Гокудера, матерясь на родном итальянском, вытаскивает руку из зарослей. Как и ожидалось – прополосовал шипом всю ладонь, даже запястье умудрился зацепить. И все ради чего? Ради прихоти бейсбольного придурка. Ладно бы еще для девчонки какой, а тут на тебе… Ну что за жизнь такая? - Только попробуй мне вякнуть, что не любишь красные… Импровизированный букет получается слишком громоздким: стебли норовят выскочить из руки, шипы предупреждающе цепляются за рукава водолазки, а листья торчат в разные стороны, как иголки хибаревских ежей. Не букет, а одна сплошная неприятность, и эту неприятность Гокудера собирается преподнести Ямамото – пусть он с ней мучается. «Преподнести». Черте что. Никто никому ничего преподносить не будет: Хаято просто зайдет в палату, молча поставит букет в вазу, предварительно выбросив оттуда растерявшие половину лепестков подсолнухи, и уйдет. Несложно, да. И никаких сентиментов. Обратный путь до дверей больницы занимает пару минут, но Хаято все равно не успевает. Худенькая, ростом по плечо Гокудере, медсестра будто из - под земли вырастает, вставая на пути непреодолимым препятствием. - Простите, но часы посещений окончены. Приходите завтра, - взгляд на секунду перескакивает на зажатый в руке веник, гордо именуемый букетом. – Приносим извинения. - Блин, да мне пару минут всего нужно… - выдыхает запыхавшийся Хаято, прекрасно понимая – его не пустят. Персонал в Японии услужлив дальше некуда. И ровно настолько же непреклонен. - Еще раз просим извинить. Завтра часы посещений начинаются с десяти утра. - Твою мать… Ну и что теперь делать? Пытаться переубедить эту медсестричку все равно, что подземный тоннель от Японии до Италии голыми руками копать. - Приходите завтра, - еще один поклон, ясно говорящий «Вам пора на выход». - Ладно, я понял. Спасибо, - Джудайме просил Гокудеру быть по мере возможностей вежливым, а приказ Десятого – закон. Даже если Хаято это совсем не нравится. Больничные двери тихо закрываются за спиной, что на этот раз совсем не радует.
И что ему делать с этим чертовым букетом? В мусорку выбросить? Разве ради этого Хранитель Урагана столько по кустам лазил? Почему-то вспоминается вымученная улыбка Ямамото. Он ведь не знает, что Хаято полез за этими идиотскими цветами. А, значит, не расстроится, если их не получит, верно? Верно-то верно, вот только на душе легче не становится. Ведь собирался же… порадовать блин. Игластым веником, но все же. Да и не убудет от Гокудеры, если он немного пораскинет мозгами.
Безвыходных ситуаций не бывает. Проверено. И запасной вариант есть всегда. Например, можно сказать медсестре, что Хаято пришел к своей девушке, у которой сегодня день рождения. По такому поводу даже упертый японский медперсонал может сделать исключение. Правда, если Гокудеру решат проводить, будет картина маслом. Девушка из Ямамото как монах из Шамала. Да и вообще… Нет, не покатит. Может, больным прикинуться? Нет, тоже не вариант: пациент, рвущийся в больницу с букетом, это, как минимум, странно. А без цветов там делать нечего. В таком случае единственный вариант – через черный вход просочиться. Он обязательно должен где-то быть. Главное внутрь попасть, дальше – по обстоятельствам.
Поиски запасного входа успехом не увенчались, но решение проблемы все-таки пришло. А точнее - Хаято сам до него дошел, чуть не вписавшись в него плечом, когда брел вдоль больничной стены. Пожарная лестница оказалась совсем не такой, какие Гокудера видел в Италии: узкая, сделанная из серебристого металла, под цвет стены. Такую издалека и не заметишь. Плюс к этому ветвистые деревья, ровным рядом посаженные прямо у стены. В таких густых кронах не только Гокудера, а целый взвод военных спрятаться сможет. А при большом желании и два.
Найти самую близкую от окна Ямамото лестницу не составило труда: после первого посещения, когда все уходили из больницы, Джудайме показал Гокудере нужное окно. Хаято тогда так и не понял, зачем ему знать, где палата бейсбольного придурка, о чем тут же поинтересовался у Босса. Ответом послужила едва заметная улыбка, значения которой Хранитель Урагана не понял, а уточнять постеснялся – на кой черт Джудайме такая несообразительная Правая Рука?
Большим идиотом Гокудера не чувствовал себя еще никогда. Только полный придурок станет штурмовать больницу по пожарной лестнице, зажав злосчастный букет в зубах. Знал бы, что придется покорять вершины медицинского Эвереста – прихватил бы рюкзак. - Тфоюшшмать… - в сердцах выдает Хаято, хлестко получив по лбу веткой и чуть не выронив букет. Не хватало еще посеять «подарок», когда почти добрался до места назначения…
О том, что окно может быть заперто изнутри, Гокудера предпочел не думать. Если так, то все старания напрасны: с кровати Ямамото без посторонней помощи встать не может, и впустить горе-каскадера будет некому. Разве что медсестру позвать… А это полный провал. Впрочем, опасения не оправдались, судьба оказалась благосклонна к Хранителю Урагана. Никаких запертых окон, залезай – не хочу. Приоткрытые створки приглашающе покачиваются от ветра в такт легким белым шторам.
Правильно, больным нужен свежий воздух…
Гокудера покрепче вцепляется вспотевшими пальцами в лестницу и заглядывает в палату, как вор, замысливший стырить нечто безобразно ценное. Ямамото лежит, держа в руках учебник; ему приходится читать его на весу – травма пока еще не позволяет опереться спиной на подушки.
Может, зря Хаято все это затеял? Возможно, Такеши эти цветы вовсе не нужны и он действительно не обиделся? И тут Гокудера влезает через окно и вручает Хранителю Дождя растрепанный колючий веник… как круглый дурак. Позорище…
Но вдруг нет? Если Гокудера все-таки не ошибся, что тогда? Да и можно ли останавливаться на последнем шаге, когда весь путь практически пройден?
«Ты все еще можешь повернуть назад. Выбросить чертов букет и сделать вид, что ничего не было. Никто не узнает. И возможного позора можно будет избежать», - предательски нашептывает внутренний голос. К нему хочется прислушаться – он плохого не посоветует. Даже если предлагает банально струсить…
Ямамото переворачивает страницу, и даже с такого расстояния Гокудера видит, как Такеши морщится – каждое движение причиняет боль. Ему ведь тоже проще отложить книгу, раз ее тяжело держать. Но она все еще в его руках. Если Ямамото не отступает, какого черта Гокудера собрался деру дать? Нет уж. Ладно, будь что будет. Бывают ошибки и пострашнее, чем какой-то там букет… Наверно.
Створка легко, почти беззвучно, поддается. При желании Гокудера даже мог бы влезть в комнату незамеченным, если б не идиотская ваза с подсолнухами. Одно неосторожное движение, и цветы летят на пол с грохотом, способным переполошить всю больницу.
Ну вот, не вышло пафосного появления с букетом в зубах. Оно и к лучшему.
Ямамото отрывается от книги и несколько секунд смотрит на источник шума, а затем в окно. Хаято прекрасно знает, какой зрелище представляет из себя со стороны: запыхавшийся, всклокоченный, с запутавшимися в волосах листьями и букетом в зубах. Вот же блин… - Гокудера? – смотрят на Хранителя Урагана так, будто он только что с радуги грохнулся. Идея попасть к Такеши в палату таким по-рехеевски экстремальным способом кажется все более дурацкой. - Шего?.. – злобно интересуется Гокудера, практически вваливаясь в комнату и наконец-то вытаскивая букет изо рта. Уголки губ неприятно саднят, на языке привкус древесины. Но это все ерунда. Куда противней тянущее в груди беспокойство, которое не получается спрятать даже под мрачным взглядом. – Какого черта ты лежишь на четвертом этаже? Я задолбался сюда лезть! - Извини, так получилось… - Ямамото, как обычно, не обращает внимания на грубость. Только смотрит во все глаза то на кустарный букет в руке Гокудеры, то на самого Гокудеру, который уже готов сквозь землю провалиться. – А это что? - Совсем ослеп, что ли? Розы. Ты же вроде как их хотел, - самое лучшее сейчас – сделать вид, что ничего особенного не происходит, и заняться посторонними делами. Например, вазу с пола подобрать. Так хотя бы не заметно, что щеки горят, как от пощечин. – Что не так-то? - Мне?
Ну не идиот ли? О Мария, и за что на голову Хаято свалилось это несчастье?
- Нет, твоему соседу, из тридцать пятой. - Эй, Гокудера… – тихо зовет Ямамото, и грудь обжигает знакомым теплом. Тем самым, которое Хранитель Урагана уже почти забыл. Ценить которое научился только когда оно бесследно исчезло из его жизни. Знакомым, правильным и родным. Ямамото улыбается так ярко и искренне, так по-настоящему. Будто и не было наполненных болью и безысходностью дней, не было той страшной ночи и напряженной тишины у дверей операционной. Не было Шимон с их идиотской гордостью. Не было поединков и вселяющих ужас Вендиче.
Все стирается этой улыбкой. Исчезает, как неудачный рисунок под ластиком. Ничего не кончилось. Все только начинается. А палата, идиотские диагнозы и скорбно качающие головами врачи… лишь временные трудности.
Пока Такеши улыбается так, беда – не беда. Пусть даже ради этого Гокудере придется каждый божий день обворовывать больничный сад и взбираться по проклятой лестнице. Оно того стоит. Действительно стоит. - Чего? – голос слушается плохо. Хаято хочется смеяться над собственной глупостью. Как он мог поверить, что все потеряно? Как мог навечно прописать Такеши с этой чертовой больнице? Как посмел сомневаться?
Дурак.
- А можно?.. – Ямамото протягивает руку открытой ладонью вверх. Движения неуверенные, совсем не такие, как раньше. Но ничего страшного, все вернется. Эти руки снова будут уверенно сжимать биту и рукоять катаны. Будут панибратски ложиться Гокудере на плечи, когда он этого совсем не ждет. И, возможно, Хаято даже перестанет их с себя сбрасывать. - Можно. Держи. Такеши берет цветы так аккуратно, будто от одного неловкого прикосновения все лепестки могут осыпаться. Видел бы он, как Гокудера этот букет в зубах тащил… Хотя видел же.
«Вот придурок бейсбольный…» - даже в мыслях звучит фальшиво.
Если Ямамото такой идиот, то Гокудера – идиот сферический. Потому что улыбается, глядя на другого, радостного, идиота. И даже не в состоянии притвориться, что ему все равно. – Смотри, на шипы не напорись. - Нестрашно. Мне нравится так, - беззаботно смеется Такеши, и Гокудере вдруг кажется, что ему только что сказали нечто крайне важное. Что именно – хрен его знает, но сказали. – Спасибо, Хаято. «Мазохист чертов…» - почти слетает с губ, но в последнюю секунду язык словно прилипает к нёбу. Улыбка Ямамото слишком радостная и лучистая, чтобы отвечать на нее грубостью. Или притворяться, что не хочешь ее видеть - не дай бог погаснет.
Разве можно гасить свет, который нужен тебе больше жизни?
Ямамото не двигался, не верил своим глазам; где-то в глубине души он до сих пор считал, что Сквало взрослый, рассудительный, непробиваемый мудак. (с)
Автор: Фаолин Бета: Лидэн Фендом: Katekyo hitman Reborn! Перринг: Ямамото/Гокудера Примечание: Написано на Hot Reborn! По заявке «Ямамото | Гокудера. "Что ты делаешь?". "Хотел померить твои очки"»
читать дальше- Что ты делаешь?! - сердито вопрошает вcклокоченный спросонья Гокудера. Сейчас он похож на дикого лесного кота, которому случайно наступили на хвост: глаза прищурены, волосы растрепаны, как после хорошей драки. Ямамото каменным изваянием застывает рядом с кроватью Урагана, силясь придумать хоть какое-нибудь оправдание собственному поведению. На губах все еще вкус их первого поцелуя, украденного у спящего Хаято. Сердце стучит как бешенное, а щеки горят, выдавая Такеши с головой. Слава богу, Ураган слишком растерян и не будет присматриваться к пылающему лицу мечника, не заметит, сколько невысказанного счастья затаилось в привычной на первый взгляд улыбке. Не должен заметить. - Просто хотел примерить твои очки... - Свои пора купить, придурок! - Гокудера выхватывает очки и принимается растерянно шариться в поисках футляра. - Помочь? - участливо предлагает Ямамото. - Обойдусь, - Хаято окончательно зарывается в разбросанные по полу книги. Вокруг кровати Урагана их хватило бы на маленькую библиотеку. - Ладно, черт с ними. - Давай все-таки помогу. - Не надо. Потом найду. И вообще я тут сплю. Так что не мешайся,- в доказательство с силой дергает одеяло, сбрасывая на пол еще несколько увесистых энциклопедий. - Понял-понял.
Свет в комнате гаснет, распуская спасительную темноту по всем углам. Гокудера пялится в потолок, прижимая горячую ладонь к губам в попытке скрыть дурацко-счастливую улыбку. А вот радостный блеск в глазах так просто не спрячешь… Сегодня он точно не заснет.
Автор: Фаолин Бета: Лидэн Фендом: Katekyo hitman Reborn! Персонажи: Гокудера, Ури Примечание: Написано на Hot Reborn! По заявке «Ури | Гокудера. Прижиматься к больному животу».
читать дальшеГокудера не знает, сколько это продолжается. Десять минут? Двадцать? Час? Одеяло под голым боком неприятно покалывает горячую кожу, но Хаято неподвижен - каждое движение вызывает новую вспышку царапающей изнутри боли. А он-то думал, что начинает справляться с проклятой травмой детства. Ага, размечтался. Все по-прежнему, только приступы отчего-то с каждым разом становятся все болезненней и длиннее. Хочется поджать ноги к животу и провалиться в глубокий сон, лишь бы это прекратилось. Сейчас Гокудера искренне ненавидит весь этот проклятый мир, окрашенный вспышками судорог и боли. Черт побери, за что ему такое наказание? Откуда-то снизу доносится шорох, и одеяло под Ураганом натягивается, словно его хотят сдернуть с кровати. Слышится недовольное ворчание, и в поле зрения появляется белая лапа, а за ней и нахальная морда ураганной кошки. Ури замирает на секунду, будто не ждала узреть своего хозяина на его собственной кровати, где она так любит спать. В гордом одиночестве. Как же не вовремя... - Тебе чего? Кошка выпускает когти, оскорбляясь на столь нерадостное приветствие, и Гокудера уже готов закрыть лицо рукой – воспоминания об исполосованных щеках и лбе еще слишком свежи. Но нет, гроза миновала, когти скрываются в подушечках мягких лап. - Есть хочешь? Ага, так она ему и ответила... Живот простреливает новой судорогой, и Хаято переворачивается на спину. Кажется, эта пытка никогда не прекратится. Он даже не сразу осознает, что именно щекочет его щеку. Что-то теплое и... шершавое! Слуха касается тихое, довольное урчание. Хаято не знает, что ему делать - лежать тише воды ниже травы или все-таки рассмеяться. Ури обращается с ним, как со своим котенком. Вот тебе и отношения хозяина и животного... Шерсть у кошки мягкая и безумно приятная наощупь. Каждое движение отзывается неприятной судорогой в животе, но Гокудера уже привык. Рука уверенно скользит по спине Ури, от холки до хвоста, и кошка довольно прогибается навстречу горячей ладони. Урчание становится громче, и Хаято чувствует, как в груди разливается тепло. Возможно, дело в том, что они с Ури одной стихии. Возможно, существует какая-то связь, которая помогает передавать силы и исцелять друг друга или что-то в этом роде… Гокудера никогда не признается даже себе, как рад приходу питомца и как ему приятно, - да, черт побери, очень приятно! - что Ури сейчас рядом. Что она пытается позаботиться о нем, пусть и своим, исключительно кошачьим, образом. Словно почувствовав его мысли, кошка выскальзывает из-под руки, легко запрыгивает на живот Хранителя Урагана и начинает переминаться с лапы на лапу. Острые когти проходят сквозь тонкую рубашку и задевают живот, но Гокудера стоически терпит. По сравнению с разрывающей внутренности болью какие-то царапанья сущий пустяк. По комнате снова разливается уютное урчание, и Ури, наконец, сворачивается теплым пушистым клубком. Говорят, что животные умеют лечить, и сейчас Гокудера готов поверить этим слухам. Боль медленно отступает, отгоняемая теплом и тихим довольным урчанием. Хаято прекрасно знает, что, когда приступ пройдет, Ури гордо спрыгнет с него, напоследок наградив парой царапин, и скроется из виду, словно и не было ничего. Но это будет потом, а сейчас можно просто насладиться ощущением дружеской заботы и тихим урчанием, говорящим "Ты не один".
Ямамото не двигался, не верил своим глазам; где-то в глубине души он до сих пор считал, что Сквало взрослый, рассудительный, непробиваемый мудак. (с)
Перринг: Ямамото/Гокудера Рейтинг: PG-13 Примечание: Написано на Hot Reborn! По заявке «Такеши | Хаято. Пустая детская площадка, качели. Падающие с неба хлопья снега. Тлеющий кончик сигареты.»
читать дальше - Ты не замерз? Такеши улыбается. Как всегда дружелюбно и открыто. Снег уже успел припорошить вечно взлохмаченные волосы Хранителя Дождя, белыми хлопьями обсыпал теплый шарф крупной вязки. В руках Ямамото держит шуршащий пакет, полный продуктов. Кулинар чертов... и чего ему тут понадобилось? - Нет, - Хаято глубоко затягивается и медленно выдыхает дым. Кончик сигареты недобро светится в окутавших городок сумерках. Ну и зачем Реборн их сюда отправил? Ни врагов, ни тренировочных площадок. Напрасная трата времени, а не поездка. Мало того, что выперли из города, так еще и этого придурка в компанию увязали. Вот же счастье-то... - Я думал, ты дома. - Там делать нефиг. И вообще это не дом. - Не дом? - озадаченно переспрашивает Ямамото, склоняя голову набок. Ну прямо как ребенок, честное слово. - Ты глухой? Не-дом. Мы же эту квартиру на три дня сняли. - Ааа... - мечник снова улыбается, даже ярче, чем прежде. Хаято не может как следует видеть его глаза, но совершенно уверен - в них пляшут озорные смешинки. Наградило же провидение этого дурака такими добрыми глазищами. Так и хочется в них заглянуть, чтоб его. - Не раскачивайся, пожалуйста. - Чего еще? - Гокудера упирается пяткой в утоптанный снег, заставляя скрипучие качели остановиться. Над площадкой повисает тишина, даже шума шоссе отсюда не слышно. Захолустье. - Вот это, - пакет с продуктами отправляются на соседние качели, а Ямамото уже стоит напротив Хаято, что-то доставая из кармана. Гокудера даже не сразу соображает, что происходит, когда из его пальцев вырывают еще не скуренную сигарету и бросают куда-то в снег. Последнюю. - Совсем сдурел?! - Я тебе новую пачку купил. Вот так… - Нафига? - а на руках уже теплые, нагретые изнутри рукавицы. По пальцам тут же расползается уютное тепло. - Сам задубеешь, благотворитель. С этим идиотом так всегда - сначала сделает, потом подумает. Мозгов-то нету... А рукам так хорошо... - У меня есть запасные. Пойдем домой? - Ямамото легко приседает на корточки и смотрит на Гокудеру снизу вверх, доверчиво опираясь руками о его колени. Так родители уговаривают заигравшихся детей слезть с качелей и пойти домой. Конечно, только те родители, которые своих чад безмерно любят. Другие просто хватают за руку и уводят, несмотря на все протесты. - Я же тебе сказал - никакой это не дом. - Дом. - Дом там, где семья, придурок! - Значит, скоро станет домом, - устраивает локти на коленях Гокудеры и так смотрит... "Ну же, погладь меня..." - Когда мы туда придем.
Снежинки сыплются с темного неба нескончаемыми хлопьями, укутывая пустынную площадку снежным одеялом. Никто не выглянет в окно в такое время - что там может быть интересного? Никакой дурак не будет сидеть в такую погоду на улице... Никто не увидит, как Гокудера Хаято вытаскивает из рукавицы согревшуюся руку и бережно стряхивает снежинки с волос Ямамото, перебирает темные пряди. Раз чужие глаза не видят, можно не стесняться. Такеши улыбается и щурится от удовольствия. Он умеет хранить тайны Урагана. И Ураган это знает.
Автор: Фаолин Бета: Лидэн Фендом: Katekyo hitman Reborn! Перринг: Ямамото/Гокудера Примечание: Написано на Hot Reborn! По заявке «Ямамото | Гокудера. Размышления, игра на инструменте. "Может быть...ты мой лучший друг"»
читать дальше- Может быть, ты просто идиот, - философски изрекает Гокудера, выдыхая дым и наблюдая, как сизые клубы медленно растворяются в прохладном воздухе. В палате царит тишина, с улицы не доносится ни звука - окна плотно закрыты жалюзями, шторы задернуты. Почему-то вспоминается сказка о спящей красавице. Только на месте прекрасной, утопающей в объятиях Морфея принцессы сейчас некий бейсбольный придурок. Придурок, умудрившийся подставиться под пулю, предназначенную Гокудере. Струны издают неприятный звук, когда Хаято проходится по ним бледными пальцами. Что за дурацкий инструмент такой? Некрасивый, малозвучный... Он даже не стоит того, чтобы брать его в руки. Что уж говорить о том, чтобы учиться играть. Пустая трата времени да и только. - Может тебе просто жить надоело... Хаято оставляет в покое гитару и устраивает ее рядом с прислоненной к прикроватной тумбочке катаной. Какой идиот умудрился притащить в больничную палату оружие? Ах, да, точно. Этот идиот - некий подрывник, носящий кольцо Урагана... как он мог забыть? Тот самый идиот, который даже не успел сообразить, что от обыкновенных свинцовых пуль никакое Кольцо не защитит. Зато идиот-Ямамото сообразил, чтоб его. Гокудера смотрит на спокойное лицо Такеши, - нет, он в жизни не назовет его по имени вслух! - наблюдает, как мерно вздымается-опадает грудь. Кажется, что Ямамото просто уснул. "Шансов немного, - говорят врачи. - Если в ближайшие пару дней не очнется, то, скорей всего, не очнется никогда". А вот черта с два. Очнется, еще как очнется. Не может не очнуться. А время все капает, уверяя в обратном. Секунды ложатся на плечи Хранителя Дождя тяжелым посмертным покрывалом. Хаято кажется, что он уже видит эту тонкую паутину вечного сна, окутывающую неподвижное тело. И, что самое отвратительное, он не в силах разорвать ее. - Может быть...ты мой лучший друг...
Солнце уже клонится к горизонту. Гокудера отрывисто смотрит на часы, поднимается и уходит. Приборы все так же мерно работают, никаких изменений нет. - Увидимся завтра, бейcбольный придурок, - привычно бросает подрывник, стараясь изобразить на губах пренебрежительную усмешку. Гокудера не может видеть результата своих стараний, но понимает, что вышло жалко. Ураган уходит, плотно закрыв за собой дверь. Он не видит, как вздрагивают ресницы Ямамото, как медленно открываются его глаза. Не видит, как на губах, прикрытых кислородной маской, появляется едва уловимая улыбка. - До завтра…
Ямамото не двигался, не верил своим глазам; где-то в глубине души он до сих пор считал, что Сквало взрослый, рассудительный, непробиваемый мудак. (с)
I - 3. Гокудера | Каору. Сражение Вонголы против Шимон, необузданный гнев Гокудеры из-за ранения Ямамото. читать дальшеДыма так много, что динамитную шашку можно разглядеть, только когда она оказывается прямо перед глазами, за секунду до взрыва. И это играет Гокудере на руку - за столько лет тренировок Хранитель Урагана виртуозно научился слышать шаги противника, чувствовать, когда нужно отступить, когда уклониться, а когда - атаковать. Единственная сложность в этом сражении - не потерять голову, не позволить клокочущему в груди гневу вырваться в самый неподходящий момент. Не ломануться туда, где сейчас находится Каору. Первый раз в жизни Хаято хочет убить. Не победить, как было в бою с Гаммой, а именно уничтожить, стереть с лица земли, чтобы и клочка плоти не осталось. Отомстить за каждую каплю крови, пролитую на пол школьной раздевалки. - Шкуру сдеру, - шепчет Хаято сквозь стиснутые зубы, в последний момент отскакивая в сторону. Если бы ненависть была материальной и могла обжигать, кожа шимонского громилы уже плавилась бы, как раскаленный докрасна металл. Асфальт крошится от мощного удара, разлетаясь в стороны тысячей острых осколков. Вот теперь - пора. Каору совсем близко, стоит темным силуэтом в дымовой завесе, готовый в любой момент атаковать Хранителя Урагана. - Ты хоть представляешь, кого ты тронул, тварь? - голос звучит отрывисто, становясь похожим на рычание пса, готового в любой момент вцепиться в беззащитное горло. Гокудера просто не может быть спокойным, как ни старается. Да, Ямамото бейсбольный придурок, но это его, Гокудеры, бейсбольный придурок, и смерть ждет любого, кто посмеет причинить боль Такеши. Страшная и мучительная смерть. - У меня не было выбора. - Пасть закрой, - Гокудера чувствует, как губы сами собой расплываются в хищной улыбке. Пожалуй, сейчас он выглядит как маньяк, но ничего не может с собой поделать. И не хочет. Жажда мести накрывает волной, серной кислотой выжигая остатки человечности и сострадания из груди. Тот, кто посмел так поступить с Ямамото, не заслуживает ничего, кроме полного уничтожения. Без вариантов. - И сейчас выбора нет. Каору двигается быстро, и Гокудере кажется, что земля дрожит под ногами от его шагов. Три метра, два, один... Ловушка срабатывает, и земля разверзается, словно открывая путь в ад. Каору там самое место. Хаято все рассчитал, точно до секунды, и теперь безразлично смотрит, как осыпаются куски опаленной земли в образовавшийся от взрыва мини-кратер, нашпигованный новоизобретенной взрывчаткой. Шимоновец сползает вниз, пытаясь зацепиться за рыхлую землю, но ничего не получается, опоры нет. Гокудера провожает противника долгим, равнодушным взглядом. Его воротит от того, что он видит: эти узловатые, исцарапанные руки, эти полные бессильной ярости глаза, вспыхивающие осознанием грядущего. Больно, тварь? Страшно? Ямамото тоже было больно. Разница лишь в том, что он этой боли ничем не заслуживал. А ты заслуживаешь и получишь с торицей. Пальцы сжимаются на прохладном детонаторе, и кратер заполняется трескучим огнем, заглушающим нечеловеческий крик. Хаято смотрит вниз, даже не думая отворачиваться. Иногда месть хороша и горячей.
I - 24. Ямамото/Гокудера. Делать массаж. Восхищаться руками. Исполнение 1- Так, с этим справились... - Гокудера уже который раз за вечер поправляет очки и перелистывает очередную страницу учебника математики. Грядущая контрольная обещает быть чертовски сложной, и даже Хаято приходится усиленно заниматься, чтобы наверстать упущенное. Нет, Гокудера, конечно, не жалеет, что отсутствовал в школе две недели, выполняя поручение Реборна, ведь пропустил не просто так, а ради благополучия Семьи. Единственное, что коробит – ощущение, что ты чего-то не знаешь и в чем-то не разбираешься. Отвратительнейшее чувство, надо заметить. А вот Ямамото совершенно плевать на предстоящую контрольную. Иначе как объяснить стремление заниматься чем угодно, лишь бы не учебой? - Устал? - Такеши садится рядом, заглядывая в тетрадь Хранителя Урагана, и сразу же отворачивается, будто видит в ней не формулы, а один из своих самых страшных ночных кошмаров. - Нет. А ты мог бы и позаниматься, бейсбольный придурок. - Да ладно, я все равно ничего не пойму. Расставлю ответы наугад, как всегда, - помолчав секунду, Ямамото перемещается за спину Гокудеры и смотрит тому через плечо. Видимо, с другого ракурса формулы кажутся дружелюбней. Вот же дурак... - Тебе нужно отдохнуть, - сильные руки опускаются на напряженные плечи. - Давай я сделаю массаж? Вообще-то он мог бы и не спрашивать согласия - как Хаято может отказаться от столь заманчивого предложения? - но Ямамото все равно каждый раз ждет утвердительного кивка или согласного фырка. Руки у Такеши по-настоящему потрясающие: удивительно - чуткие, нежные. Гокудера и представить себе не мог, каким ласковым может быть Ямамото, пока не ощутил легкие поглаживания по спине во время очередного перекура на крыше школы. За которые Такеши сходу огреб в челюсть, разумеется. Но тем не менее. Оказывается, Гокудера действительно здорово устал. А ведь и не заметил бы, если б не тихое, немного болезненное удовольствие, расползающееся по лопаткам в ответ на каждое прикосновение. - И вот здесь... - в любой другой ситуации ему стало бы стыдно за собственный голос, такой довольный, почти мурчащий, но сейчас можно себе это позволить. Пальцы Ямамото тут же перемещаются на «загривок» Хаято, и сдерживать вздох удовольствия становится еще сложнее. - Не больно? - Нет. Продолжай. Ямамото улыбается - Гокудера знает это, даже сидя к Такеши спиной, да еще и с закрытыми глазами. Становится немного неловко - слишком уж много... сексуального подтекста в произнесенном. Или это просто Гокудера думает не о том? Пока Ураган размышляет на отвлеченные темы, шею оставляют в покое и зарываются пальцами с растрепанные волосы, массируя затылок. О боги, как же здорово... - Ты просто волшебник, мать твою. Вот за эти слова ему совсем не стыдно. За правду стыдно быть не должно. - Нравится? - Не заметно, что ли? - Заметно... - легкий поцелуй обжигает доверчиво подставленную шею. Гокудера ничего против не имеет. Ямамото это позволено. Да, черт возьми, ему вообще всё позволено. Правда, пока его лучше не ставить в известность, а то Хаято попадет окончательно и бесповоротно. Хотя что уж там. Уже попал. Кажется, навсегда. Исполнение 2
Почему Ямамото всегда такой? Почему нельзя тупо оставить Хаято в покое, предоставив самому Гокудере разбираться с пустяковыми травмами? Подумаешь, руки затекли после часа зависания на краю обрыва. Гокудера что, ребенок, чтобы с ним нянчиться? Не сдохнет Ураган от боли в суставах, в конце концов. Совсем необязательно так сосредоточенно растирать костяшки пальцев, разгоняя кровь. И не такие неприятности переживали.
- Отвали, придурок. Без тебя обойдусь. Ямамото знает, почему Гокудера такой. Сердитый, ершистый, как уличный кот, которого никто никогда не гладил. То, что чувствует Такеши, нельзя назвать жалостью, ни в коем случае. Гокудера Хаято слишком силен и независим, чтобы испытывать нечто подобное в его сторону. Чувство, что теплится в солнечном сплетении и заставляет замирать при каждом столкновении взглядов, не имеет ничего общего даже с состраданием. Ямамото мог бы назвать его восхищением, если бы не расползающиеся по всему телу мурашки. Ямамото мог бы назвать его дружбой, если бы не еженочные сны с участием Хаято, перманентно заканчивающиеся липкими пятнами на простынях. Ямамото мог бы назвать его похотью, если бы не изнывал от тоски, когда Гокудеры нет рядом. Ямамото мог бы назвать его увлечением, если б оно испарилось при первом недопонимании или ссоре. Но нет, ни одно из определений не подходит полностью. Здесь совсем другое слово, самое сладкое и опасное.
- Я сейчас принесу обезболивающее, - игнорирует очередной посыл бейсбольный дурак. И никуда уходить не собирается, продолжая массировать ноющие пальцы, пропахшие табаком и порохом. - Да сдалось мне нахер твое обезболивающее! Сказано - отвали.
Хаято бесят чужие прикосновения, особенно если он о них не просил. И еще больше бесит, что не получается прекратить весь этот гребаный балаган. Потому, что прекращать не хочется. Такеши безумно нравятся руки Гокудеры. Просто до одури. Длинные, изящные пальцы, будто предназначенные перелетать по клавишам и создавать самую прекрасную на свете музыку. Такие пальцы не должны пачкаться в порохе и окрашиваться кровью убитых. Но кто спрашивает его, Ямамото, мнения?
Гокудера бы въехал Ямамото в челюсть, но что-то внутри не позволяет ударить по человеку, который так упрямо и глупо пытается помочь. Ямамото мог бы любоваться не только на пальцы. Хаято прекрасен весь, от макушки до ступней. Но пока что можно наслаждаться только руками, вот - вот готовыми сжаться в кулаки. Но ничего страшного, Ямамото подождет. Он умеет.
I - 9. Бьякуран | Кто угодно из Хранителей. "Ты последний, кто остался, чтобы увидеть развалины разрушенного мира. Не правда ли, он был прекрасен?" читать дальшеЕсли бы кто-нибудь сейчас увидел развалины резиденции Вонголы, то решил бы, что здесь случился миниатюрный Апокалипсис. Гокудера не может повернуть головы, поэтому ему остается только смотреть на звездное небо, темным пятном проглядывающее сквозь огромную трещину в крыше. Небо то и дело застилает бурый дым, и Хаято тихо матерится про себя: ругаться вслух Хранитель Урагана уже не может, дыхания не хватает. Интересно, это слабость от потери крови или причина в том, что серьезно задето легкое? Хотя неважно... Главное, что небо видно. Пусть небо будет с ним до самого конца… - Ты последний, кто остался, чтобы увидеть развалины разрушенного мира. Не правда ли, он был прекрасен? - знакомый голос с медлительно-приторными интонациями. Сладкими, как зефир. Гокудере кажется, что он даже чувствует эту сладость на языке, не смотря на кровавый металлический привкус. Бьякуран склоняется над Хранителем Урагана, одаривая радостным взглядом. Как ребенок, разглядывающий поломанную игрушку. - Не хочешь сказать что-нибудь на прощание? - Пошел... нахер... - о... оказывается, он все же может говорить, пусть слова и вытекают изо рта вместе с ручейком крови. Ценой невероятных усилий Хаято стискивает пистолет, прекрасно понимая, что чисто физически не сможет поднять его – оружие, кажется, весит целую тонну. Этот пистолет дал Гокудере Рёхей пару месяцев назад, на одной из совместных тренировок. Сказал, что это очень ЭКСТРИМальное оружие. - Как грубо, - сетует Бьякуран, расплываясь в улыбке. – Ты, правда, хочешь, чтобы это стало твоими последними словами? Рукоять пистолета холодная. Почти такая же холодная, как амулет в форме ласточки, подаренный Ямамото пару лет назад и сейчас висящий на шее Урагана. Гокудере всегда нравилась эта вещица. Жаль только, что замок у нее чертовски неудобный, и приходилось то и дело просить Ямамото о помощи. А тот, в свою очередь, просил Гокудеру помочь с завязыванием галстука. Так и не научился с ним нормально управляться... - Ублюдок... – рука, держащая пистолет, поднимается на пару сантиметров и снова падает на пыльный каменный пол. Наверно, Хаято поцарапал часы, полученные в подарок от Десятого в благодарность за жизненно важный для Семьи контракт. И запонку, которую ему на удачу подарила Хром перед этим контрактом, тоже подпортил... - Разве это так плохо, Гокудера-сан? Это же начало нового мира. Радуйся. «Я тебе, блядь, порадуюсь», - хочет сказать Хаято, но вместо этого изо рта вылетает сдавленный хрип. Кровь уже перетекла на шею и пропитала смятый ворот рубашки. Видел бы Хибари - сделал бы замечание по поводу неуважения к форме. - Мразь... - наконец-то получается выдать хоть что-то. Перед глазами все расплывается - не видно ни потолка, ни неба. Только белое пятно, которое еще секунду назад было Бьякураном. Гокудера просто обязан поднять пистолет. Он не может умереть вот так, даже не попытавшись отомстить. Не может повторить судьбу Мукуро, окончившего жизнь в родном резервуаре. Интересно, Туман хотя бы понял, что с ним произошло? Или так и умер в неведении, напоследок разглядев только собственную кровь, расползающуюся в воде? - Какой живучий. Надо же. Хаято знает, что сил хватит лишь на одно движение. Знает, что Бьякурана не застрелить из чертовой пушки. Если уж вся сила Вонголы не удержала это чудовище, чем может помочь пистолет? Был бы динамит... или гранаты, которые предлагал взять с собой Ламбо. На всякий случай. Возможно, удалось бы незаметно вытащить чеку и... Хотя стоит ли сожалеть о чем-либо? Никогда не сожалел, зачем начинать сейчас? Гокудера не знает, сумел ли довести движение до конца, но уверен, что услышал звук выстрела перед тем, как погрузиться во тьму. И этот звук был так похож на грохот салюта, который они когда-то, будучи четырнадцатилетними подростками, смотрели, сидя на лужайке. Салют Вонголе, сильнейшей из Семей. Салют, ребята. В вашу честь.
Ямамото не двигался, не верил своим глазам; где-то в глубине души он до сих пор считал, что Сквало взрослый, рассудительный, непробиваемый мудак. (с)
Автор: Фаолин Бета: Лиден Фендом: Katekyo hitman Reborn! Пейринг: Ямамото/Гокудера Рейтинг: PG-13 Размещение: Никуда без согласия автора
Глава 1 - Приветствую, Гокудера-кун, - раздалось под потолком темной, спрятавшейся в пригородном лесу лаборатории, плотно заставленной аппаратурой. Гокудера запрокинул голову, стараясь рассмотреть обладателя голоса. С Верде нужно держать ухо востро, если не хочешь оказаться в клетке в качестве подопытного кролика. – Я ждал тебя. - С чего вдруг? - Понимаешь… - послышалось тихое гудение, звук шагов, и в темноте вспыхнул зеленоватый огонек, сопровождаемый тихим треском. Пламя Грозы – сразу определил Хаято. Значит, план еще в силе – сумасшедший Аркобалено не прекратил своих исследований, и это играет Гокудере на руку. – Твое появление вполне предсказуемо. По правде сказать, ты - единственный, кто решился бы прийти ко мне за сотрудничеством. ]Маленькая круглая платформа, поддерживаемая в воздухе огоньками Пламени, спилотировала вниз и зависла в метре от пола. Верде ничуть не изменился с их последней встречи: все тот же белоснежный халат ученого, педантично завязанный галстук и взгляд «ради науки грохну любого». - Почему это единственный? - По нескольким причинам, - быстрый кивок в сторону притаившегося во мраке лаборатории письменного стола, временно оборудованного под стол переговоров. Действительно ждал, мелкий интриган. Впрочем, самого Гокудеру сюда никто за шкирку не тащил. – Прошу. Гокудера ругнулся на родном итальянском и сел за стол, сняв рюкзак и устроив его на коленях - слишком ценно содержимое, чтобы легкомысленно выпускать его из рук. - Давай сразу к делу. - Чаю? - Чего? - Я предлагаю чаепитие, Гокудера-кун. - Аркобалено привычным движением поправил очки, - Если тебя беспокоит, что я подмешаю яд или что-то еще, то не стоит волноваться. Сейчас мы на одной стороне. - После того, что ты сотворил на пляже?! – кулак сжался сам собой, и подживающие костяшки пальцев тут же заболели. - Это дело прошлое. Кроме того, я же выполнил свои обязательства – отдал Десятому Вонголе разрешение на открытие его Коробочки. Кстати, о Коробочках… - Сначала чай, - что-то подсказало Хаято, что это аркобаленовское «кстати» может растянуться не на один час. Хотя торопиться некуда. Уже два месяца как некуда. - Замечательно. И здесь можно курить – никаких взрывоопасных веществ. За исключением динамита в твоих карманах, разумеется. - Мой динамит останется при мне. - Не возражаю. Начинай, - по щелчку пальцев в стене приоткрылась ниша, в которой Хаято успел разглядеть электрический чайник, кофеварку и, кажется, упаковку печенья. - Нет уж, сначала ты. - Гокудера-кун, - очки в круглой оправе опасно сверкнули. Пожалуй, Хаято действительно переборщил с криком. Все-таки это Гокудера пришел к Аркобалено за… твою мать, за помощью, а не Аркобалено к нему. Как ни противно признавать, но факт налицо – больше Хаято обратиться не к кому, и если он хочет все исправить, нужно прикусить язык. Ради Ямамото. Все, что угодно ради Ямамото, провались он пропадом. - Я не хотел грубить. - Знаю. Мне понятно твое состояние, Гокудера-кун, но давай все же перейдем непосредственно к делу. Что конкретно ты можешь предложить мне взамен на помощь? - Тебя же интересуют Коробочки, верно? - Да. И не только. Поднос у Верде оказался уменьшенной копией диска, на котором Аркобалено перемещался по лаборатории. Гокудера взял чашку и принюхался. Традиционный английский Эрл Грей. Неплохо… - Могу предложить свою для исследования. - Предсказуемое предложение. - Какое есть. - Гокудера-кун, ты предлагаешь мне исследовать Коробочки, которые в дальнейшем будут изобретены именно мной. Довольно странно исследовать собственное изобретение, не находишь? - Нахожу, блин. Но вполне вероятно, что без этих образцов ты не сможешь завершить свои исследования и достроить прототипы как надо. - Исторический процесс – крайне занятная штука, должен заметить, - Аркобалено ловко спрыгнул на соседний стул, ножки которого мгновенно удлинились, приподнимая ученого на уровень стола. – В нем столько моментов и уточнений «за» и «против», что можно разговаривать о вероятностях часами. Например, какова вероятность того, что Хранитель Урагана придет ко мне спустя два месяца после смерти Хранителя Дождя с заманчивым предложением отдать Коробочки на исследование? - Не надо трепать имя Ямамото. Это исключительно мое решение. - Никого не хотел обидеть, но, насколько мне известно, вы с ним не очень-то хорошо ладили. А теперь ты пришел сюда без ведома Десятого Вонголы… - Десятый тут тоже не при чем. Это договор только между нами, Верде. Давай уже разберемся с обменом и закончим. - Все зависит от того, чего ты от меня хочешь, Гокудера-кун. Я ученый, а не волшебник. - Ты знаешь, чего я хочу. - Откуда такой вывод? - Брось водить меня за нос, Аркобалено. Ты не просто так заговорил о Ямамото. - Я всего лишь предположил, но твоя реакция подтверждает мои предположения. Должен расстроить – я не занимаюсь некромантией и прочими эзотерическими вещами. Моя специализация - исследование законов природы, мироздания и использования их в научных целях. - Разрушительных целях. - Это издержки. - Черт, я же не прошу тебя Франкенштейном быть, - руки сами собой тянутся к сигаретам. Верде терпеливо ждет, глядя на процесс раскуривания. – Мне нужно в прошлое. Занятно, наверно, звучит. Что-то вроде: «До ближайшего города подкинете?». - Это я тоже предполагал. И, думаю, у тебя уже есть идеи, как это устроить, Гокудера-кун. Иначе ты бы не пришел ко мне. - Ну так что, ты мне поможешь? - Ничего не могу обещать, пока не узнаю, что ты запланировал. Хотя, признаюсь, путешествие во времени – интересная тема для исследования. Особенно когда ее можно осуществить на практике и понаблюдать за процессом. Так в чем же состоит план? - Ты ведь знаешь о Базуке Десятилетия, так? Конечно, знает. Вон как заинтересованно стекла очков заблестели… - Всегда считалось, что это всего лишь легенда. Но у меня нет оснований отрицать ее существование. Ладно, была – не была. Гокудера быстро расстегивает рюкзак, доставая на свет любимую игрушку тупой коровы. Вторую по любимости после дурацких розовых гранат. О, сколько усилий Хаято пришлось приложить, чтобы выпросить у маленького паршивца эту вещь. Даже поход в парк аттракционов пообещать пришлось… около десяти часов в компании тупой коровы и выполнение всех ее тупых капризов. - Не легенда. - Интересно, - еще как интересно, черт побери. - Могу я посмотреть? - Можешь, - отдавать такую вещь в руки помешанного на науке Аркобалено – идея не из лучших, но выбора нет. Гокудере придется довериться Верде. Несколько минут проходят в молчании. Хаято отвлекается на рассматривание клубов сизого дыма, зависающих в воздухе, и поостывший чай, а ученый – на изучение каких-то непонятных надписей на корпусе оружия. - Полагаю, она принадлежит кому-то из семьи Бовино? - Да. Ты с ним даже знаком. - Хранитель Грозы, - ни разу не вопрос. - Он самый. Сможешь ее перенастроить и отправить меня в прошлое? Конечно, сможет. Тут даже вариантов быть не может. Потому что если нет… Нет, черт побери! Это же гениальный Верде, значит, сделает. И никаких «невозможно». - Думаю, смогу. Гокудера вдруг понимает, что в последние минуты его сердце билось так, что в ушах отдавало. Словно Хаято подвели к краю крыши стоэтажного небоскреба и заставили смотреть вниз, грозя столкнуть в любой момент. А потом отвели от края. - Думаешь или точно сможешь? - Смогу с вероятностью в девяносто семь процентов. - А остальные три? - Остальные три заключаются в возможности того, что ты уже отправлялся в прошлое и не смог предотвратить гибель Хранителя Дождя. Ты ведь за этим туда собираешься? - А какая тебе-то разница? И что смешного? – Аркобалено улыбается так, словно видит Гокудеру насквозь. Хотя, пожалуй, действительно видит, чтоб его. - Желание спасти друга вполне понятно, Гокудера-кун. Не стоит его маскировать. - Да какого нахрен друга?! Этот бейсбольный придурок… - начинает Хаято и замолкает, глядя в спокойные глаза ученого. Этот бейсбольный придурок был единственным, с кем Гокудера мог быть самим собой. Бейсбольный придурок пришел на помощь, даже не смотря на отвратительную ссору. И придурок умер у Гокудеры на руках, соврав, что все будет хорошо, а Хаято ничем не смог ему помочь, даже продержаться до приезда скорой. - Я слушаю, Гокудера-кун. - Он нужен Десятому, - вот так, все правильно. Джудайме очень расстроен, и, как его правая рука, Хаято обязан сделать все, чтобы устранить причину расстройства, чего бы это ни стоило. Да, все именно так. - Если тебе удобней так воспринимать ситуацию, настаивать не буду. Итак, мы остановились на трех процентах, насколько я помню. - Да. Что это за проценты? Как я мог уже оказаться в прошлом? Ты же еще даже Базуку не настраивал. - Видишь ли, есть несколько теорий о том, как устроено время. Одна из них говорит о статичности времени, как некой точной схемы, в которой невозможны изменения. Проще говоря, все, что могло измениться, уже изменилось… Когда умер Хранитель Дождя? - Третьего октября. - Полагаю, ты хорошо помнишь этот день. Происходило что-нибудь необычное? - Необычное? Нет, ничего необычного. У Ямамото по жизни привычка умирать каждый день, для развлечения, блин! - Я имею в виду первую половину дня. Возможно, у тебя пропадали кроссовки или терялся ключ от квартиры. Или ты оказывался где-то запертым непонятно каким образом. В общем, события, которые могли бы тем или иным образом тебя задержать или заставить сменить планы, которых ты решил не менять ни при каких обстоятельствах и не поменял.
Воскресить в голове тот день было не просто сложно – это вдруг оказалось непосильной задачей. События словно стерлись из памяти, растеклись, как чернила по намокшей бумаге. Весь день будто сконцентрировался на драке под дождем в темном переулке, из ощущений осталась только боль в правом боку, теплая кровь на руках, тяжесть чужого тела. И взгляд, въевшийся в память раз и навсегда – грустный и такой понимающий, что хотелось выть в голос. Гокудера и выл, но уже позже, после похорон, запершись у себя в квартире, включив музыку на полную громкость и задернув все шторы. Но об этом никто никогда не узнает. - Не помню. - Ладно, попробуем по-другому. Допустим, я смог перенастроить Базуку Десятилетия, и ты оказался в прошлом. Как ты будешь менять ход событий? Что собираешься делать? - Просто не позволю себе и Ямамото идти на ту разборку. Что же еще? - Каким образом? - Поговорю с ними. Самому себе я точно поверю. - Гокудера-кун, этого делать нельзя. Перенастройка Базуки Десятилетия на несвойственные ей функции – сама по себе большой риск. Результат встречи с самим собой в прошлом совершенно непредсказуем и опасен. Ее ни в коем случае допускать нельзя. Тебе придется придумать альтернативу. - Хорошо. Тогда я сломаю замок на двери Ямамото. Хотя нет, не сломаю – через окно вылезти можно… - Таких проблем не возникало третьего октября? - Нет, конечно. А почему они должны воз… - кажется, в голове что-то щелкает, и все внезапно становится на свои места. – То есть ты хочешь сказать, что я уже пытался изменить прошлое тогда и провалился? - Именно. Для тебя прошлого события были настоящими, и ты не заметил собственного вмешательства себя из будущего, потому что я предупредил тебя о возможных последствиях. Но если ты не помнишь никаких препятствий, вроде поломанных замков, то скорей всего, исторический процесс еще не приобрел завершенность. - В смысле? - Пока во временном кольце не появилась статика, твое вмешательство может изменить будущее. Будь у вас какие-нибудь помехи в тот день, тебе пришлось бы смириться со смертью Хранителя Дождя. - То есть ты хочешь сказать, что есть два вида времени? - Вобщем-то да. По крайней мере, эта теория кажется мне наиболее вероятной. - Так что? Ты отправишь меня в прошлое? - Думаю, у меня нет причин не оказывать тебе этой услуги. Но взамен мне нужно будет больше, чем Коробочка для изучения, Гокудера-кун. Естественно. За все надо платить. Кто бы сомневался. - Чего ты хочешь, Верде? - Тебя в качестве предмета изучения. А точнее – твою энергию. - Ты что, совсем сдурел? Мы так не договаривались. Я не стану подопытным кроликом. - Я предполагал именно такую реакцию. Но, прошу заметить, у тебя нет выбора. В противном случае никакой сделки не состоится. - Я уже видел, как ты Ламбо исследовал! – рявкнул Гокудера и уже набрал в грудь воздуха для продолжения тирады, но в последний момент заставил себя заткнуться и проглотить претензии, готовые вот-вот сорваться с языка. Если он сейчас откажется, то никакого путешествия в прошлое не будет. Хаято потеряет последний и единственный шанс вернуть Ямамото, исправить то, что натворил. - Вижу, поток негодования прекратился, - сухо констатировал Верде, подливая себе чаю. – Мы можем продолжать. - Ставить на себе опыты я не дам. - С Хранителем Грозы были экстренные меры. - И с Реборном и остальными тоже? - Но мы же сейчас говорим о нашем с тобой соглашении, Гокудера-кун. Предлагаю сосредоточиться на нем. - Чего именно ты от меня хочешь? - Ничего особенного. Несколько несложных и безболезненных экспериментов. Подчеркиваю – безболезненных, если именно это тебя волнует. - Да плевать мне на это. Не хочу быть морской свинкой, блин. - Даже ради своего друга? Повторю еще раз: никто не заставляет тебя ложиться на операционный стол. Кроме того, какой смысл мне портить столь ценный экземпляр? Таких как ты один на тысячу, если не меньше – на данный момент сведения не точны. - Таких, как я, это каких? - Мне кажется, или ты заинтересован? – Аркобалено довольно блеснул стеклами очков. – С удовольствием расскажу, если тебя заинтересовало мое предложение. - Твою мать, ты знаешь, что у меня нет выбора. - Выбор всегда есть, Гокудера-кун. И ты это знаешь. - Выкладывай давай, нафига я тебе понадобился. - Думаю, это потешит твое самолюбие, Хранитель Урагана, - Аркобалено снова наполнил чашку Гокудеры чаем и вернулся за стол, уперев локти в полированную поверхность и переплетя пальцы на уровне носа. – Итак, о твоей особенности. Надеюсь, ты помнишь нашу последнюю встречу на берегу моря? - Забудешь такое, как же, - вкус хорошего чая успокаивает. Гокудера бы подумал, что Верде все-таки подмешал туда какой-нибудь гадости, если бы не знал о собственной слабости к этому напитку. Интересно, Аркобалено специально изучал пристрастия и привычки Гокудеры прежде чем встретиться? Или просто пальцем в небо ткнул? - Тогда я использовал ваше Пламя не только для стабилизации исходных прототипов. Полагаю, ты в курсе, что твои способности несколько отличаются от способностей других Хранителей? Специфика твоего организма в том, что ты можешь использовать несколько видов Пламени. Но, уточню сразу: эта способность не имеет ничего общего с Пламенем Неба. - Конечно, не имеет. Таких, как Джудайме, больше нет. - Пламя Неба не столь редкое, как о нем привыкли думать. Но мы сейчас не об этом. Повторюсь, механизм твоих способностей очень отличается от механизма Десятого Вонголы. Пламя Неба, по сути, ключ от любого замка, а твое – нечто наподобие набора отмычек. Понимаешь? - Да. И тебе нужны эти отмычки? - Не совсем. Меня больше интересует специфика их подбора. - Да я и так объяснить могу. Просто выбираешь настроение и направляешь в кольцо. - Выбираешь настроение? Интересная трактовка. Ты не мог бы объяснить систему, по которой это происходит? - Да какую систему, блин? Настраиваешься на настроение и все. Что непонятного-то? - Гокудера-кун, я ученый, и меня интересует механизм, а не тонкие материи. Но, насколько я понял из твоих объяснений, смена Пламени напрямую связана с эмоциями. Ты ведь вызываешь каждую из них? - Что-то вроде. - Каким образом? - Смотря какое Пламя мне нужно. Если солнечное, вспоминаю торфяную башку с его дурацким экстримом. Или эту тупую корову, когда нужна Гроза. Или… - Гокудера уже открывает рот, чтобы произнести имя, и не может. Что-то не позволяет превратить воспоминание о Ямамото в «приманку» для настроения. Теперь не позволяет. Да и Кольцо Дождя системы C.A.I. уже давно упрятано в бархатную шкатулку, неиспользуемое и тщательно оберегаемое. – Или Мукуро с его странными глючными штуками. - Понятно. Смена Пламени происходит при личностных ассоциациях. Интересное явление. Мне хотелось бы его изучить более подробно. - И что я буду должен сделать? Давай уже к делу. - От тебя потребуется немного, Гокудера-кун. Для начала мне нужно будет исследовать специфику смены Пламени в состоянии сосредоточенности на предмете, с которым связаны ассоциации. - То есть я буду должен попялиться на фото? - Вполне возможно. Но, думаю, будет куда больше пользы, если ты просто расскажешь какую-нибудь историю, связанную с тем или иным Хранителем. И выскажешь свое мнение о нем. Ты в состоянии это сделать? - В состоянии. Но проводами себя обвешивать не дам, ясно? - Мне нужно будет взять образец каждого вида Пламени. Но если тебя не устраивают провода, я найду альтернативу. И еще, - Аркобалено отставляет чашку в сторону, и рука Хаято автоматически тянется к динамитной шашке. – Тебе придется оставить Базуку Десятилетия здесь, иначе у меня не получится ее перенастроить. Ты ведь это понимаешь? - Да понял, не дурак. Но, - ладони упираются в столешницу, и Хранитель Урагана словно становится старше – пролегшая на лбу морщинка накидывает ему добрую пару лет и опыт десятка смертельно опасных сражений. Привычное нетерпение больше не плещется в глазах, превратившись в тихую, неотвратимую угрозу. – Если ты нарушишь соглашение, я вернусь с того света и уничтожу тебя. Ты меня понял, Аркобалено? - Я не нарушаю своих слов, Гокудера Хаято. Слово Аркобалено имеет немалую силу, тебе ли не знать. Кроме того, от тебя потребуется такое же искреннее обещание сотрудничества, которое даю я. - Можно подумать, у меня есть выбор. - Сейчас – нет. Но он может и, определенно, появится в будущем. - Ты о чем? - Увидишь. - Да достали уже твои загадки! - Никаких загадок, Гокудера-кун. Всего лишь мои предположения и ничуть не больше. А теперь позволь откланяться – мне нужно как следует изучить Базуку. - И сколько времени у тебя уйдет на «как следует»? - А разве это имеет значение в данном случае? Впрочем, твое нетерпение понятно, - Верде с необычайной ловкостью закидывает на плечо Базуку и спрыгивает на свой летающий диск. Глаза за стеклами очков блестят нетерпением – все-таки Хаято умудрился принести взамен на помощь нечто, что действительно заинтересовало ученого. – Неделя, Гокудера-кун. Для изучения мне требуется семь дней. О предварительных результатах исследования сообщу по телефону. Или, если тебя беспокоит реакция Реборна, - самодовольная ухмылка выдает отношение ученого к собрату, - могу прислать данные на электронную почту. Устроит? - Вполне. Почту ты знаешь. - Разумеется. Удачного дня. - И тебе не хворать.
Неделя. Это ведь не так уж долго, верно? Требуется-то совсем немного: сесть и спокойно подождать семь дней. Охранять Джудайме и стараться удержать то, что осталось от Семьи, трещащей по всем швам. Всего-то и нужно, что сидеть каждый день на уроках и не позволять себе глядеть на парту Ямамото. Черт бы побрал идиотский японский обычай ставить на парту погибшего ученика вазу с цветами – они так и притягивают глаз своей траурной яркостью, словно ежесекундное напоминание о том, что Такеши больше не придет. Наверно, эту вазу уже должны были убрать, но нет. Кто-то попросил оставить? Зачем? В любом случае, теперь Хаято будет куда легче видеть яркие лепестки – ведь скоро их не станет. Вполне возможно, что эти цветы так и останутся расти на клумбах, доживая свои последние дни под осенним солнцем. И Гокудере больше не нужно будет смотреть в сторону и притворяться, что он не замечает, как Сасагава Киоко проводит пальцами по покрасневшим глазам, стоит ее взгляду коснуться цветов, а Джудайме всеми силами старается вчитываться в бесполезный учебник. Все будет как прежде. Ямамото вернется. Даже если ради этого Гокудере придется вывернуть мир наизнанку.
Глава 2 - Какая? - G. Придумай что-нибудь пооригинальней, блин. - Хорошо, - палец скользит по острой лопатке, заставляя Гокудеру зябко ежиться. - Говори, когда угадывать, бейсбольный придурок. Ямамото молчит и прикасается всей ладонью, плавно поглаживая Хаято между лопатками. Руки у Такеши чуткие и чертовски нежные, даже грубые мозоли от биты не мешают наслаждаться прикосновением. Гокудере хочется податься назад, прочувствовать сильнее, но он продолжает лежать неподвижно, упершись задумчивым взглядом в стену напротив. Он помнит эту комнату, в которой жил до восьми лет, еще до побега из родного дома. Обитые светлыми деревянными панелями стены, мягкий ворсистый ковер. И распахнутое настеж окно с широким подоконником, на который так и хотелось забраться и посмотреть на людей во дворе. А люди там были всегда. Как правило, серьезные мужчины в темных деловых костюмах - коллеги отца. Иногда они появлялись в сопровождении красивых, похожих на фарфоровых кукол Бьянки, девушек, прячущих глаза под элегантными шляпками и кружевными зонтиками. Эта комната была его домом первые восемь лет жизни. - Неудобно? Давай я лягу поближе, - Ямамото придвигается, обжигая ухо Урагана теплым дыханием. - И так сойдет. Пиши давай. Такеши улыбается – Гокудера чувствует его улыбку, как согревающий спину луч солнца. О дева Мария, кто бы знал, как ему будет ее не хватать… Такеши снова сосредоточенно вырисовывает на его спине букву. - R. - Правильно. Еще одну? - Слишком просто. - Могу пописать иероглифы. - Нет уж, спасибо. Не люблю я эти ваши японские закорючки. - Они же простые. - Это для тебя простые, идиот. Тогда уж азбукой Морзе пиши. Эй, ты что? - А что? – улыбается ярче и повторяет прикосновения. - Твою мать, ты сердечко, что ли, нарисовал? - Правильно. - Придурок. - Но ты же угадал. - Конечно, угадал! Не угадаешь тут… Ямамото тихо смеется и зарывается носом в растрепанные волосы Хаято. Происходи все это в реальности, Гокудера уже развернулся бы и вмазал обнаглевшему бейсболисту в челюсть или расквасил нос. Но все, что окружает их сейчас – лишь сон, состоящий из мозаичных кусочков воспоминаний, образов и звуков. Комната, в которой они сейчас находятся – лишь картина, принесенная из детства, и если Хаято посмотрит в окно, то, скорей всего, увидит там не двор, а одну из улиц маленького городка Намимори. Или раскинувшееся до самого горизонта море и золотистую ленту пляжа с темными пятнами обветренных камней. И Ямамото тоже просто воспоминание, пришедшие из прошлого, а теплые ладони на обнаженной спине – лишь то, что Хаято хотел бы чувствовать сейчас. Ненастоящее, почти-иллюзия, такая же, как творения саркастичного иллюзиониста, коротающего свои дни в подземельях Вендиче. - Что случилось? - Почему ты это делаешь? - Ты же сам попросил рисовать буквы. - А если бы не попросил? - Не знаю. Как-то не задумывался об этом, - кровать тихо скрипит, и тепло исчезает. Такеши перекатывается на спину и смотрит в потолок, заложив руки за голову. – Рассказывал бы тебе о бейсболе, наверно. Мы в него так и не поиграли. - Я нифига не смыслю в твоей тупой игре. - Я бы тебя научил. Это просто. - Все, чему ты можешь научить, это как битой махать, - Гокудера переворачивается на другой бок и смотрит на профиль Ямамото, привычно очерчивает взглядом линию скулы, рассматривает растрепанные волосы. Когда-то давно, кажется, в другой жизни, у Гокудеры появилось желание потрогать эти волосы и узнать – мягкие они или жесткие, послушные или упрямые. Ведь говорят же, что волосы отражают истинный характер человека, его внутреннюю суть, которую не увидеть с первого взгляда. Спроси Хаято, каков характер Такеши, спустя пару недель после их с Ямамото знакомства, Гокудера, не задумываясь, ответил бы, что мягкие и послушные, как у ребенка лет семи. Правда, уверенность в этом постепенно испарялась – начиная от конфликта Колец и заканчивая Чойсом. А ведь больше года назад Хаято уже теребил Ямамото по волосам, но тогда ему и в голову не приходило обратить внимание на ощущения. Волосы как волосы, бейсбольный придурок как бейсбольный придурок. Обычный. Который всегда рядом, когда надо и когда нет. Единственное, что все это время останавливало Гокудеру от повторного прикосновения – колючий и обжигающий стыд. Рука так и не поднялась прикоснуться к этим волосам, пропустить их сквозь пальцы и получить, наконец, ответ на вопрос. А теперь Гокудера уже никогда не узнает, что же это за ощущение. Единственное, что он может сейчас - дотронуться до воспоминания. А кто сказал, что воспоминание правдиво? - Это не так, - Ямамото поворачивает голову и смотрит прямо в глаза таким знакомым, теплым взглядом, от которого на душе становится легче. Только Ямамото может смотреть так, что Хаято чувствует себя… нужным. Не просто одним из Вонголы, а кем-то действительно важным. Соратником? Лучшим другом? Черт его знает. Но чувство, пробуждаемое этими глазами, Гокудере не просто нравится - оно заставляет сердце биться быстрее. И приходится прикладывать максимум усилий, чтобы не улыбнуться Такеши в ответ. Разве это ты должен ощущать, когда встречаешь взгляд лучшего друга? - А как же? - Я люблю эту игру. Понимаешь… когда играешь в бейсбол, чувствуешь себя частью команды. - А когда идешь на разборку – не чувствуешь? - И это тоже. Но на поле и проигрывать проще. Если не поймаешь мяч, никто не умрет. Это будет всего лишь проигранный матч, - улыбка меркнет, и на ум приходит солнце, спрятавшееся за дождевым облаком. - Эй, нашел о чем дергаться, блин. Мы же не слабаки какие-то, чтобы… - начинает возмущаться Гокудера и замолкает на полуслове. Такеши снова улыбается, и в груди становится тесно и щемяще больно. Твою мать, надо же было такое сказануть… - Ты прав. - Нихера. Забудь, понял? - Хаято, ты не виноват. - Ага, конечно, - Гокудера садится на кровати, спиной к Ямамото. Вот сейчас начнутся уже пройденные попытки Такеши убедить, что на Хранителе Урагана нет ни капли вины. Ненужные и глупые попытки. – Проехали, - сигареты лежат на прикроватной тумбочке, там, где и обычно. - Ты ничего не мог поделать. Ты же не бог. - Я мог не вести себя, как последняя тварь. К примеру. - Мне неприятно, когда ты так говоришь о себе. - А правда вообще неприятная штука, если ты не в курсе, - сигареты пахнут шоколадом, фильтр оставляет на языке приятный привкус какао. Хаято курил такие, пока жил в Италии. - Это не правда. Не наговаривай на себя. - С этим я как-нибудь сам разберусь, договорились? - Не договорились, - Ямамото приподнимается на локте и устраивается так, чтобы видеть лицо Гокудеры. Смотрит до безобразия знакомым взглядом – точно таким же, каким смотрел прежде чем от души вмазать Урагану во время их первого боя с Гаммой. – Ты не должен брать всю ответственность на себя. Это было мое решение. - Твоим решением было не ввязываться в эту гребаную разборку. - Моим решением было помочь тебе. - И сдохнуть у меня на руках тоже сам решил? - Так получилось. Мне жаль. - Какого хрена тебе жаль?! – они уже проходили это не раз. И каждый такой разговор приводил в итоге к одному и тому же: рука сама тянется к воротнику Ямамото, пальцы сжимаются на хлопковой ткани неизменной голубой рубашки. Такеши не сопротивляется, позволяя дернуть себя вперед, как тряпичную куклу, только хмурится и смотрит на Хаято глазами побитого щенка. – У тебя была жизнь, мать твою! Понимаешь, жизнь. Школа, университет, семья, дети или что ты там себе еще хотел! А теперь ничего этого не будет, понял? Ни-хе-ра не бу-дет. И ты, придурок, этого не понимаешь. - Я понимаю кое-что другое, - Ямамото опускает ладонь на пальцы Гокудеры, не пытаясь их разжать. Гладит по побелевшим костяшкам. – Я понимаю, что сохранил жизнь тебе. - А я тебя об этом не просил, черт возьми! Пальцы замирают. Ямамото смотрит на Хаято так, будто тот только что влепил ему звонкую пощечину взамен на протянутую руку помощи. - Да, не просил. Это было мое решение. - Идиотское решение. - Какое есть. В комнате повисает молчание, прерываемое едва слышным шелестом волн о берег. Да, пожалуй, сегодня за окном действительно океан. Терпкий дым заполняет легкие, и в голове немного проясняется. Пусть сигареты и ненастоящие, а эффект все равно есть. Уже плюс. Должно же быть во всем этом дурдоме хоть что-то положительное, черт возьми. - Знаешь, я по вам очень скучаю, - нарушает тишину Такеши, осторожно разжимая пальцы Урагана. – Как там дела у остальных? - Я тебе что, справочное бюро? – меньше всего Гокудере хочется рассказывать про неприятности в Семье, начавшиеся сразу после смерти Ямамото. Кто бы мог подумать, что этот бейсбольный придурок с его вечным позитивом окажется тем самым звеном, объединяющим Хранителей крепче любых клятв в вечной дружбе и верности общему делу. Взгляд автоматически скользит по правой руке со сбитыми костяшками – драка с Рехеем не прошла без последствий. А началось-то все как обычно, слово за слово, претензия за претензией… и некому было остановить этот отвратительный поток ругани, переросший в не менее отвратительный мордобой. Даже Джудайме пришлось вмешаться, к величайшему стыду Гокудеры. - Да ладно тебе. Расскажи. - Что тебе рассказать? - Как там отец? Этого вопроса следовало ожидать и заранее подготовить ответ. Еще одна ошибка в череде маленьких провалов, выросших в одну сплошную беспросветно черную полосу. Да и какой ответ здесь сгодится? Что сказать этому наивному дураку? Как чувствует себя Ямамото Тсуеши? Как человек… как отец, потерявший единственного сына, которого любил больше жизни, как же еще, черт возьми. - Не знаю. Я давно его не видел, - даже кривить душой не приходится, и от этого совсем тошно. Сколько раз Хаято собирался прийти и рассказать Тсуеши о том, что в действительности произошло там, под проливным дождем… и каждый раз сворачивал, не дойдя до ресторанчика одного квартала. Полюбуйтесь, дамы и господа. Правая рука Десятого босса Вонголы трусливо поджимает хвост и сбегает, находя кучу причин, лишь бы не смотреть отцу Ямамото в глаза. Сцена, достойная восхищения, ничего не скажешь. - Эй… - Чего еще? - Я хотел попросить тебя кое о чем, - Ямамото снова улыбается и глядит прямо в глаза Урагана. Так искренне и доверительно, что хочется сбежать куда подальше от грядущей просьбы, в которой Гокудера просто физически не сможет отказать. – Можешь сказать ему, что все в порядке? - Совсем охренел? Какой, к черту, порядок?! Он единственного сына похоронил, а я притащусь и скажу «Да вы не дергайтесь, он мне каждую ночь снится, так что нормально все»? Придурок… - Я не хочу, чтобы он переживал. - Поздновато задергался. - Каждую ночь? – в глазах застывает невысказанный вопрос. Доходит, как до жирафа, блин. - Практически. - А я этого не помню. - Конечно, не помнишь. Ты же… - непроизнесенное слово застывает на кончике языка. Что-то подсказывает – стоит закончить фразу, и мираж исчезнет раз и навсегда. Ямамото больше никогда не появится в снах Урагана, никогда не улыбнется ему своей простоватой улыбкой и не потреплет по волосам, получив в ответ охапку недовольных ругательств. Все закончится, растворившись в раздражающем пиликанье будильника, и не вернется уже никогда. Нет, еще рано. Гокудера не готов отпустить эту иллюзию, какой бы ложной она не была. Пусть Такеши будет рядом хотя бы так. - Умер? – просто спрашивает Ямамото, и от этого смирения хочется волосы на голове рвать. Как можно согласиться с фактом собственной смерти? Принять его как данность, которую невозможно исправить. Как можно… не сражаться? - Это поправимо. - Гокудера, - замечательно. Теперь с Хранителем Урагана разговаривают, как с пятилетним ребенком, ничего не видевшим в жизни. – Нельзя изменить прошлое. - Будущее изменить проблемой не было. И там ты живой, если вдруг не заметил. Значит, поправимо. Стены комнаты на секунду теряют очертания, превращаясь в белесую дымку, и картинка снова обретает привычную четкость. Откуда-то с потолка доносится знакомое пиликанье будильника, заставляющее сон таять. Времени осталось совсем мало, какие-то ничтожные секунды, прежде чем Хаято проснется в своей постели. - Как? – пальцы зарываются в растрепанные серебристые волосы, наводя на голове окончательный беспорядок. – Я не знаю, как это сделать. - А тебе и не положено. Твое дело битой махать, мое – думать. Уяснил? Сказал – вытащу, значит вытащу. - Не говорил. - Теперь говорю. Так что сиди и не дергайся, идиот. Хотя куда ты денешься… - Я подожду, - перед глазами все расплывается. Гокудера уже не может разглядеть ни лица Ямамото, ни стен комнаты. Единственное, что осталось – ощущение прикосновения к плечу и размытый силуэт совсем рядом. Словно кто-то рисовал акварелью, а потом пролил на не успевший подсохнуть шедевр воду. – Подожду, сколько понадобится. - Ты даже не вспомнишь, что я тебе это говорил. - Тогда ты мне напомнишь… - Да куда я, блин, денусь?
Будильник продолжает надрываться и послушно затыкается только когда Гокудера спросонья бьет кулаком по кнопке. Рассредоточенный после глубокого сна взгляд привычно соскальзывает на настенный календарь. Ровно неделя со дня, когда Хаято пришел к сумасшедшему Аркабалено с «заманчивым» предложением отдать на изучение собственную шкуру в обмен на помощь. Сегодня должно прийти письмо с результатами исследований Базуки Десятилетия. Если еще не пришло. И в этом письме обязательно будет то, что Хаято хочет увидеть – Верде подтвердит возможность путешествия в прошлое. Обязательно подтвердит, иначе и быть не может. Гокудера все исправит – он обещал.